Голод москва: Лечебное голодание в санатории г. Москва

13.10.2017

В 1932 и 1933 годах по Советскому Союзу прокатился катастрофический голод. Она началась в хаосе коллективизации, когда миллионы крестьян были изгнаны со своих земель и отправлены в совхозы. Затем, осенью 1932 года, она обострилась, когда советское Политбюро, элитное руководство Коммунистической партии СССР, приняло ряд решений, усугубивших голод в украинской деревне. Несмотря на дефицит, государство требовало не только зерна, но и всего доступного продовольствия. В разгар кризиса организованные отряды милиционеров и местных партийных активистов, движимые голодом, страхом и десятилетиями ненавистной пропаганды, врывались в крестьянские дворы и забирали все съедобное: картофель, свеклу, тыкву, фасоль, горох и сельскохозяйственных животных. . В то же время вокруг Украинской республики был оцеплен кордон, чтобы не допустить побега. Результатом стала катастрофа: по всему Советскому Союзу от голода умерло не менее 5 миллионов человек. Среди них было почти 4 миллиона украинцев, которые погибли не из-за запущенности или неурожаев, а из-за того, что их намеренно лишили еды.

Ни украинский голод, ни более широкий советский голод не были официально признаны СССР. Внутри страны голод никогда не упоминался. Всякое обсуждение активно подавлялось; статистика была изменена, чтобы скрыть это. Ужас был настолько ошеломляющим, что воцарилась полная тишина. Однако за пределами страны сокрытие требовало другой, более тонкой тактики. Их прекрасно иллюстрируют параллельные истории Уолтера Дюранти и Гарета Джонса.

* * *

В 1930-е годы все члены московского пресс-корпуса вели шаткое существование. В то время им требовалось разрешение государства для проживания в СССР и даже для работы. Без подписи и гербовой печати отдела печати центральный телеграф не отправлял свои депеши за границу. Чтобы получить это разрешение, журналисты регулярно торговались с цензорами министерства иностранных дел о том, какие слова они могут использовать, и они поддерживали хорошие отношения с Константином Уманским, советским чиновником, ответственным за корпус иностранной прессы. Уильям Генри Чемберлин, в то время московский корреспондент Christian Science Monitor , писал, что иностранный репортер «работает под дамокловым мечом — угрозой высылки из страны или отказа в разрешении на повторный въезд в нее, что, конечно, равнозначно».

Дополнительные награды были доступны тем, кто, например, Уолтер Дюранти, особенно хорошо играл в игру. Дюранти был корреспондентом New York Times в Москве с 1922 по 1936 год, и эта роль на какое-то время сделала его относительно богатым и знаменитым. Британец по происхождению, Дюранти не имел никаких связей с идеологическими левыми, заняв скорее позицию трезвомыслящего и скептического «реалиста», пытающегося выслушать обе стороны истории. «Можно возразить, что вивисекция живых животных — дело печальное и ужасное, и правда, что участь кулаков и других, выступавших против советского эксперимента, не счастлива», — писал он в 1919 г.35 — кулаки — это так называемые зажиточные крестьяне, которых Сталин обвинил в разжигании голода. Но «в обоих случаях причиняемые страдания совершаются с благородной целью».

Это положение сделало Дюранти чрезвычайно полезным для режима, который сделал все возможное, чтобы Дюранти жилось хорошо в Москве. У него была большая квартира, машина и любовница, доступ к нему был самым лучшим из всех корреспондентов, и он дважды получал заветные интервью со Сталиным. Но внимание, которое он получил благодаря своим репортажам в США, кажется, было его основной мотивацией. Послания из Москвы сделали его одним из самых влиятельных журналистов своего времени. В 1932, его серия статей об успехах коллективизации и пятилетнем плане принесла ему Пулитцеровскую премию. Вскоре после этого Франклин Рузвельт, тогдашний губернатор Нью-Йорка, пригласил Дюранти в особняк губернатора в Олбани, где кандидат в президенты от Демократической партии засыпал его вопросами. «На этот раз я задал все вопросы. Это было увлекательно», — сказал Рузвельт другому репортеру.

По мере того, как голод усиливался, Дюранти, как и его коллеги, не сомневался в желании режима подавить его. В 1933 марта министерство иностранных дел начало требовать от корреспондентов представления предполагаемого маршрута перед поездкой в ​​провинцию; все просьбы о посещении Украины были отклонены. Цензоры также начали следить за депешами. Допускались некоторые фразы: «острая нехватка продовольствия», «нехватка продовольствия», «дефицит продовольствия», «заболевания от недоедания», но больше ничего. В конце 1932 года советские официальные лица даже посетили Дюранти дома, заставив его нервничать.

В той атмосфере мало кто был склонен писать о голоде, хотя знали о нем все. «Официально голода не было, — писал Чемберлен. Но «всякому, кто жил в России в 1933 и кто держал глаза и уши открытыми, историчность голода просто не вызывает сомнений». Сам Дюранти обсуждал голод с Уильямом Стрэнгом, дипломатом британского посольства, в конце 1932 г. большая американская общественность в тайну». Дюранти также сказал Стрэнгу, что, по его мнению, «вполне возможно, что целых 10 миллионов человек могли умереть прямо или косвенно от нехватки еды», хотя это число никогда не фигурировало ни в одном из его отчетов. Нежелание Дюранти писать о голоде, возможно, было особенно острым: эта история поставила под сомнение его предыдущие положительные (и отмеченные наградами) репортажи. Но он был не один. Евгений Лайонс, московский корреспондент «Юнайтед Пресс» и одно время ярый марксист, спустя годы писал, что все иностранцы в городе были хорошо осведомлены о том, что происходит на Украине, а также в Казахстане и Поволжье:

Правда в том, что мы не искали подтверждения по той простой причине, что у нас не было никаких сомнений по этому поводу. Есть факты слишком крупные, чтобы требовать подтверждения очевидцами. … Внутри России этот вопрос не обсуждался. Голод воспринимался как нечто само собой разумеющееся в наших непринужденных разговорах в отелях и дома.

Все знали, но никто об этом не упомянул. Отсюда необычная реакция как советского истеблишмента, так и московской прессы на журналистскую выходку Гарета Джонса.

Джонс был молодым валлийцем, которому было всего 27 лет на момент его путешествия в Украину в 1933 году.

Возможно, вдохновленный своей матерью — в молодости она была гувернанткой в ​​доме Джона Хьюза, валлийского предпринимателя, основавшего украинский город Донецк, — он решил изучать русский, а также французский и немецкий языки в Кембридже. Университет. Затем он устроился личным секретарем к Дэвиду Ллойд Джорджу, бывшему премьер-министру Великобритании, а также начал писать о европейской и советской политике в качестве фрилансера. В начале 1932 года, до того, как был введен запрет на поездки, он отправился в советскую сельскую местность (в сопровождении Джека Хайнца II, отпрыска империи кетчупа), где он спал на «кишащих насекомыми полах» в сельских деревнях и был свидетелем начала голода.

Весной 1933 года Джонс вернулся в Москву, на этот раз с визой, выданной ему в основном на том основании, что он работал на Ллойд Джорджа (на ней стоял штамп «Бесплатно» или «Бесплатно» в знак официальной советской благосклонности). ). Иван Майский, советский посол в Лондоне, стремился произвести впечатление на Ллойд Джорджа и лоббировал интересы Джонса. По прибытии Джонс сначала объехал советскую столицу и встретился с другими иностранными корреспондентами и официальными лицами. Лайонс запомнил его как «серьезного и дотошного человечка… из тех, кто носит с собой записную книжку и бесстыдно записывает ваши слова, когда вы говорите». Джонс встретился с Уманским, показал ему приглашение от генерального консула Германии в Харькове и попросил посетить Украину. Уманский согласился. С этой официальной печатью одобрения он отправился на юг.

Джонс сел на поезд в Москве 10 марта. Но вместо того, чтобы доехать до Харькова, он вышел из поезда примерно в 40 милях к северу от города. С рюкзаком, набитым «много буханок белого хлеба, с маслом, сыром, мясом и шоколадом, купленными за валюту», он стал следовать по железнодорожным путям в сторону Харькова. В течение трех дней, без официального наблюдателя и сопровождения, он прошел более 20 деревень и колхозов в разгар голода, записывая свои мысли в блокноты, позже сохраненные его сестрой:

Я пересек границу из Великой России в Украину. Везде я разговаривал с проходившими мимо крестьянами. У всех была одна и та же история.

«Хлеба нет. У нас нет хлеба уже два месяца. Многие умирают». В первой деревне картошки уже не осталось, а запас бурака («свекла») был на исходе. Все говорили: «Скот дохнет, нечево кормит [нечем кормить]. Раньше мы кормили мир, а теперь мы голодны. Как мы можем сеять, когда у нас осталось мало лошадей? Как мы сможем работать в поле, если мы ослабели от голода?»

Джонс спал на полу крестьянской хижины. Он делился своей едой с людьми и слушал их истории. «У меня пытались отобрать иконы, но я сказал, что я мужик, а не собака», — сказал ему кто-то. «Когда мы верили в Бога, мы были счастливы и жили хорошо. Когда они попытались покончить с Богом, мы проголодались». Другой мужчина сказал ему, что не ел мяса уже год.

Джонс увидел женщину, которая шила домотканое полотно для одежды, и деревню, где люди ели конину. В конце концов, он столкнулся с «милиционером», который попросил предъявить документы, после чего милиционеры в штатском настояли на том, чтобы сопровождать его на ближайшем поезде в Харьков и проводить до дверей консульства Германии. Джонс, «радуясь моей свободе, вежливо попрощался с ним — разочарование, но долгожданное».

В Харькове Джонс продолжал делать записи. Он наблюдал тысячи людей, стоявших в очередях за хлебом: «Они начинают стоять в очереди в 3-4 часа дня, чтобы на следующий день в 7 утра получить хлеб. Морозно: многоградусный мороз». Он провел вечер в театре («Публика: Помады много, а хлеба нет») и рассказал людям о политических репрессиях и массовых арестах, прокатившихся по Украине одновременно с голодом. Он посетил коллегу Уманского в Харькове, но так и не смог с ним поговорить. Тихо он выскользнул из Советского Союза. Несколько дней спустя, 30 марта, он появился в Берлине на пресс-конференции, вероятно, организованной Паулем Схеффером, Berliner Tageblatt Журналист, высланный из СССР в 1929 году. Он заявил, что в Советском Союзе разворачивается большой голод, и выступил с заявлением:

Повсюду кричали: «Хлеба нет. Мы умираем». Этот крик шел со всех концов России, с Поволжья, Сибири, Белой Руси, Северного Кавказа, Средней Азии…

«Ждем смерти» был мой привет: «Видишь, у нас еще есть наш корм для скота. Идите дальше на юг. Там у них ничего нет. Во многих домах нет уже мертвых людей», — кричали они.

Пресс-конференцию Джонса подхватили два высокопоставленных американских журналиста из Берлина, в The New York Evening Post («Голод охватывает Россию, миллионы умирают, праздность растет, говорит британец») и в Chicago Daily Новости («Голод в России сейчас такой же сильный, как голод 1921 года, говорит секретарь Ллойд Джордж»). Последовали дальнейшие синдикации в широком круге британских изданий. В статьях объяснялось, что Джонс совершил «долгое пешее путешествие по Украине», цитировался его пресс-релиз и добавлялись подробности массового голода. Они отметили, как и сам Джонс, что он нарушил правила, сдерживавшие других журналистов: «Я прошагал через Черноземье, — писал он, — потому что это когда-то были самые богатые сельскохозяйственные угодья в России, и потому что корреспондентам было запрещено поехать туда, чтобы своими глазами увидеть, что происходит». Джонс опубликовал еще дюжину статей в London Evening Standard и Daily Express , а также Cardiff Western Mail .

Власти, осыпавшие Джонса милостями, были в ярости. Литвинов, министр иностранных дел СССР, сердито жаловался Майскому, используя едкую литературную аллюзию на известную пьесу Гоголя о бюрократе-мошеннике: Вам предстоит сыграть роли местного губернатора и различных персонажей из Государственный инспектор . На самом деле он обычный гражданин, называет себя секретарем Ллойд Джорджа и, видимо, с подачи последнего просит визу, а вы в диппредставительстве, нисколько не проверив, настаиваете, чтобы [ОГПУ] принялось за дело, чтобы удовлетворить его запрос. Мы всячески поддерживали этого человека, помогали ему в работе, я даже согласился с ним встретиться, а он оказывается самозванцем.

Сразу после пресс-конференции Джонса Литвинов объявил еще более строгий запрет на выезд журналистов за пределы Москвы. Позже Майский пожаловался Ллойд Джорджу, который, по сообщению советского посла, дистанцировался от Джонса, заявив, что не спонсировал поездку и не прислал Джонса в качестве своего представителя. Во что он действительно верил, неизвестно, но Ллойд Джордж больше никогда не видел Джонса.

Московский пресс-корпус был еще злее. Конечно, его члены знали, что то, что сообщил Джонс, было правдой, и некоторые искали способы рассказать ту же историю. Малкольм Маггеридж, в то время корреспондент Manchester Guardian , только что контрабандой вывез три статьи о голоде из страны дипломатической почтой. Guardian опубликовал их анонимно, с резкими сокращениями, сделанными редакторами, которые не одобряли его критику СССР, и, появившись в тот момент, когда в новостях доминировал приход Гитлера к власти, они в основном игнорировались. Но остальная часть прессы, зависевшая от официальной доброй воли, сомкнула ряды против Джонса. Лайонс дотошно описал, что произошло:

Свергнуть Джонса было такой же неприятной рутиной, какой выпало на долю любого из нас за годы подтасовки фактов в угоду диктаторским режимам, — но мы свалили его, единодушно и в почти одинаковых двусмысленных формулировках. Бедняга Гарет Джонс, должно быть, больше всех удивился, когда факты, которые он с таким усердием собирал из наших уст, были засыпаны нашим отрицанием. … Был долгий торг в духе джентльменского обмена, под сиянием позолоченной улыбки Уманского, прежде чем был выработан формальный отказ. Мы признали достаточно, чтобы успокоить свою совесть, но в окольных фразах, которые проклинали Джонса как лжеца. Когда с этим грязным делом было покончено, кто-то заказал водку и закуски .

Была ли когда-нибудь встреча Уманского с иностранными корреспондентами, она метафорически резюмирует то, что произошло потом. 31 марта, всего через день после выступления Джонса в Берлине, ответил сам Дюранти. «Русские голодны, но не голодают», — гласил заголовок New York Times . Статья Дюранти изо всех сил высмеивала Джонса:

Из британского источника в американской прессе появляется большая страшилка о голоде в Советском Союзе, когда «тысячи уже умерли, а миллионам угрожает смерть и голодная смерть». Его автор — Гарет Джонс, бывший секретарь Дэвида Ллойд Джорджа, который недавно провел три недели в Советском Союзе и пришел к выводу, что страна, как он сказал писателю, «на грани грандиозного краха». Мистер Джонс — человек острого и деятельного ума, и он взял на себя труд выучить русский язык, на котором говорит довольно бегло, но автор счел суждение мистера Джонса несколько поспешным и спросил его, на чем оно основано. Оказалось, что он совершил 40-верстную прогулку по деревням в окрестностях Харькова и нашел положение печальным.

Я предположил, что это довольно неадекватное сечение большой страны, но ничто не могло поколебать его убежденность в надвигающейся гибели.

Дюранти продолжил, употребив ставшее впоследствии печально известным выражение: «Грубо говоря, нельзя приготовить омлет, не разбив яиц». Далее он объяснил, что провел «всестороннее расследование» и пришел к выводу, что «условия плохие, но голода нет».

Возмущенный Джонс написал письмо редактору Times , терпеливо перечисляя свои источники — огромный круг интервьюируемых, в том числе более 20 консулов ​​и дипломатов — и нападая на московский пресс-корпус:

Цензура превратила их в мастеров эвфемизма и преуменьшения. Поэтому они дают «голоду» вежливое название «нехватка продовольствия», а «умереть от голода» смягчается до «повсеместной смертности от болезней, вызванных недоеданием. ..»

На этом дело и остановилось. Дюранти затмил Джонса: он был более известным, более читаемым, более заслуживающим доверия. Он тоже был непревзойденным. Позже Лайонс, Чемберлен и другие выразили сожаление, что не боролись против него сильнее. Но в то время никто не встал на защиту Джонса, даже Маггеридж, один из немногих московских корреспондентов, осмелившихся высказывать подобные взгляды. Сам Джонс был похищен и убит китайскими бандитами во время отчетной поездки в Монголию в 1935.

«Русские голодны, но не голодают» стало общепринятой мудростью. Это также прекрасно совпало с непростыми политическими и дипломатическими соображениями момента. Когда 1933 год превратился в 1934, а затем в 1935 год, европейцы стали еще больше беспокоиться о Гитлере. К концу 1933 года новая администрация Рузвельта активно искала причины игнорировать любые плохие новости о Советском Союзе. Команда президента пришла к выводу, что события в Германии и необходимость ограничить японскую экспансию означают, что Соединенным Штатам наконец пора установить полноценные дипломатические отношения с Москвой. Интерес Рузвельта к централизованному планированию и к тому, что он считал великими экономическими успехами СССР — президент внимательно читал доклад Дюранти, — побудил его поверить в возможность выгодных коммерческих отношений. В конце концов сделка была заключена. Литвинов прибыл в Нью-Йорк, чтобы подписать его, в сопровождении Дюранти. На роскошном банкете для министра иностранных дел СССР в отеле «Уолдорф-Астория» Дюранти был представлен 1500 гостям. Он встал и поклонился.

Последовали громкие аплодисменты. Имя Дюранти, как позже сообщил житель Нью-Йорка , спровоцировало «единственное по-настоящему продолжительное столпотворение» вечера. «Действительно, создавалось впечатление, что Америка в припадке рассудительности узнавала и Россию, и Уолтера Дюранти». На этом сокрытие казалось полным.

Эта статья адаптирована из новой книги Энн Эпплбаум Красный голод: война Сталина на Украине .

Голодомор | Факты, определение и число погибших

Голодомор

Смотреть все СМИ

Дата:

1932 — 1933

Местонахождение:

Украина Советский Союз

Контекст:

кулак Советский голод

Ключевые люди:

Иосиф Сталин

См. весь связанный контент →

Голодомор , рукотворный голод, сотрясавший Украинскую советскую республику с 1932 по 1933 год и достигший пика в конце весны 1933 года. Он был частью более масштабного советского голода (1931–34), который также вызвало массовый голод в зерновых районах Советской России и Казахстана. Украинский голод, однако, усугублялся серией политических декретов и решений, направленных главным образом или только против Украины. В подтверждение своего масштаба голод 1932–33 часто называют Голодомором, термин, происходящий от украинских слов, означающих голод ( холод ) и истребление ( мор ).

Причины голода

Истоки голода кроются в решении советского лидера Иосифа Сталина о коллективизации сельского хозяйства в 1929 году. Команды партийных агитаторов заставляли крестьян сдавать землю, личное имущество, а иногда и жилье в колхозы, а так называемых кулаков депортировали — более состоятельные крестьяне, а также любые крестьяне, которые вообще сопротивлялись коллективизации. Коллективизация привела к падению производства, дезорганизации сельского хозяйства, нехватке продовольствия. Это также спровоцировало серию крестьянских восстаний, в том числе вооруженных восстаний, в некоторых частях Украины.

More From Britannica

Украина: голод 1932–1933 годов (Голодомор)

Восстания беспокоили Сталина, поскольку они разворачивались в провинциях, которые десятилетием ранее сражались против Красной Армии во время Гражданской войны в России. Его также беспокоили гнев и сопротивление государственной аграрной политике внутри Коммунистической партии Украины. «Если мы сейчас не приложим усилий для улучшения ситуации в Украине», — писал он своему коллеге Лазарю Кагановичу 19 августа.32, «мы можем потерять Украину». Той осенью советское Политбюро, элитное руководство Коммунистической партии СССР, приняло ряд решений, которые расширили и усугубили голод в украинской деревне. Фермы, села и целые города в Украине были занесены в черные списки и лишены возможности получать продукты. Крестьянам запрещалось покидать Украинскую республику в поисках пропитания. Несмотря на растущий голод, реквизиции продовольствия увеличивались, а помощь не оказывалась в достаточном количестве. Кризис достиг своего пика зимой 1932–33, когда организованные группы полицейских и коммунистических аппаратчиков обыскивали дома крестьян и забирали все съедобное, от урожая до личных продуктов питания и домашних животных. Эти действия были вызваны голодом и страхом, но они были подкреплены более чем десятилетней ненавистнической и конспирологической риторикой, исходящей с самых высоких уровней Кремля.

От голода к истреблению

Итогом сталинской кампании стала катастрофа. Весной 1933 года смертность на Украине резко возросла. Между 1931 и 1934 г. во всем СССР от голода погибло не менее 5 млн человек. Среди них, по данным исследования, проведенного группой украинских демографов, было не менее 3,9 млн украинцев. Полицейские архивы содержат многочисленные описания случаев каннибализма, а также беззакония, воровства и линчевания. В сельской местности были вырыты братские могилы. Голод затронул и городское население, хотя многие смогли выжить благодаря карточкам. Тем не менее, в крупнейших городах Украины на улицах можно было увидеть трупы.

Голодомор сопровождался более широким наступлением на украинскую идентичность. Пока крестьяне умирали миллионами, агенты советской тайной полиции преследовали украинский политический истеблишмент и интеллигенцию. Голод послужил прикрытием для кампании репрессий и преследований, направленных против украинской культуры и украинских религиозных деятелей. Официальная политика украинизации, поощрявшая использование украинского языка, была фактически остановлена. Более того, любой, кто был связан с недолговечной Украинской Народной Республикой — независимым правительством, провозглашенным 19 июня17 после Февральской революции, но был расформирован после завоевания большевиками территории Украины — подвергся жестоким репрессиям. Все, кто стал мишенью этой кампании, подлежали публичной критике, заключению в тюрьму, отправке в ГУЛАГ (система советских тюрем и исправительно-трудовых лагерей) или казни. Зная, что эта программа русификации неизбежно дойдет до него, Николай Скрипник, один из самых известных лидеров Коммунистической партии Украины, покончил жизнь самоубийством, чтобы не подчиниться одному из сталинских показательных процессов.

Когда начался голод, новости о нем намеренно замалчивались советскими бюрократами. Партийные чиновники не упоминали об этом публично. Западным журналистам, базирующимся в Москве, было приказано не писать об этом. Один из самых известных московских корреспондентов того времени, Уолтер Дюранти из The New York Times , изо всех сил старался опровергнуть сообщения о голоде, когда они были опубликованы молодым внештатным сотрудником Гаретом Джонсом, поскольку он «думал, что г. Решение Джонса было несколько поспешным». Джонс был убит при подозрительных обстоятельствах в 1935 в оккупированной японцами Монголии. Сам Сталин дошел до того, что подавил результаты переписи населения 1937 года; администраторы этой переписи были арестованы и убиты, отчасти потому, что цифры свидетельствовали об уничтожении населения Украины.

Оформите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчас

Хотя голод обсуждался во время нацистской оккупации Украины во время Второй мировой войны, в послевоенные годы он снова стал табу. Первое публичное упоминание о нем в Советском Союзе было в 1986, после аварии на Чернобыльской АЭС. Эта катастрофа тоже изначально держалась в секрете советскими властями.

Оценка

Из-за того, что голод был таким смертоносным, и потому что Кремль официально отрицал его более полувека, он сыграл большую роль в общественной памяти Украины, особенно после обретения независимости. Украинский поэт Иван Драч первым публично заговорил о голоде в 1986 году, после чернобыльской катастрофы, приведя его в качестве примера того, насколько разрушительным может быть официальное молчание. Памятники в память о Голодоморе были установлены украинским правительством, а также украинской диаспорой, а День памяти жертв Голодомора отмечается во всем мире в четвертую субботу ноября.