К хирургу на прием к врачу: Записаться к хирургу на прием в клинике ЦКБ РАН, прием хирурга в Москве по доступной цене

Вопросы, которые необходимо задать перед операцией

миллионам американцев ежегодно делают операцию. Важно быть информированным о рекомендуемой операции, особенно если это плановая операция (операция, которую вы решили сделать), а не экстренная операция. Все операции имеют риски и преимущества. Важно понять их, прежде чем решить, подходит ли процедура для вас.

Ниже приведены важные вопросы, которые следует обсудить с вашим лечащим врачом перед операцией. Попросите своего поставщика медицинских услуг четко объяснить ответы и попросить дополнительные пояснения, если у вас возникли проблемы с пониманием объяснения и/или каких-либо медицинских терминов.Некоторые люди считают полезным заранее записать свои вопросы.

Важно помнить, что хорошо информированный пациент, как правило, более удовлетворен исходом или результатами процедуры:

• Какая операция рекомендуется?

  Ваш лечащий врач должен четко объяснить хирургическую процедуру, например, необходимые этапы, и предоставить вам примеры. Вы должны спросить, существуют ли разные методы выполнения этой операции и почему он или она предпочитает один способ другому.

• Зачем нужна процедура?

  Причины проведения хирургического вмешательства могут варьироваться от облегчения или предотвращения боли до диагностики проблемы и улучшения функций организма. Попросите своего поставщика медицинских услуг конкретно объяснить, почему эта процедура рекомендуется именно вам, и убедитесь, что вы понимаете, как это может улучшить ваше состояние здоровья.

• Какие есть альтернативы этой процедуре? Существуют ли другие варианты лечения в зависимости от моего текущего состояния здоровья?

  В некоторых случаях лекарства или нехирургические методы лечения, такие как изменение образа жизни, могут быть так же полезны для улучшения состояния, как и операция.Ваш поставщик медицинских услуг должен четко объяснить преимущества и риски этих вариантов, чтобы вы могли принять обоснованное решение о необходимости операции. Иногда показано «выжидательное наблюдение», когда поставщик медицинских услуг будет следить за вашим состоянием с течением времени, чтобы наблюдать за изменениями и прогрессированием заболевания. Вам все еще может понадобиться операция, или, если ваше состояние улучшится или стабилизируется, вы сможете отложить операцию. После периода «бдительного ожидания» может быть определено, что операция по-прежнему является лучшим выбором.

• Каковы преимущества операции и как долго они будут длиться?

  Важно, чтобы ваш лечащий врач рассказал вам о конкретных преимуществах операции. Вы также должны спросить, как долго обычно действуют льготы. Некоторые преимущества длятся недолго и могут потребовать повторной операции, в то время как другие могут длиться всю жизнь.

  Также узнайте у своего поставщика медицинских услуг опубликованную информацию о результатах рекомендуемой процедуры.Это позволит вам принять обоснованное решение и иметь реалистичные ожидания в отношении операции.

• Каковы риски и возможные осложнения операции?

  Операция всегда сопряжена с определенным риском, поэтому перед операцией важно взвесить преимущества и риски. Попросите вашего поставщика медицинских услуг описать возможные осложнения, такие как инфекция и кровотечение, а также возможные побочные эффекты, которые могут возникнуть после процедуры.Обязательно поймите, когда вы должны уведомить своего поставщика медицинских услуг или немедленно обратиться за медицинской помощью в случае осложнений. Вы также должны обсудить боль и способы справиться с любой болью, которая может возникнуть после процедуры.

• Что произойдет, если вам не сделают операцию?

  Если вы, взвесив преимущества и риски операции, решите не делать операцию, что произойдет? Вам нужно знать, ухудшится ли состояние или есть вероятность, что оно разрешится само собой.

• Должен ли я получить второе мнение?

  В некоторых случаях некоторые планы медицинского обслуживания могут потребовать от пациентов получить второе мнение перед проведением плановой операции. Ваш лечащий врач должен предоставить вам имена квалифицированных специалистов, которые также выполняют эту процедуру.

• Каков опыт поставщика медицинских услуг в выполнении этой процедуры?

  Вы можете свести к минимуму хирургические риски, выбрав поставщика медицинских услуг, который хорошо обучен и имеет опыт проведения этой процедуры.Вы можете спросить поставщика медицинских услуг о его или ее опыте проведения процедуры, в том числе о том, сколько раз он или она ее выполнял, и о его или ее успехах, а также об осложнениях.

• Где будет проводиться операция?

  До недавнего времени большинство операций проводилось в больницах. Однако сегодня многие процедуры выполняются амбулаторно или в амбулаторных хирургических центрах. Это снижает стоимость этих процедур, поскольку вы не платите за больничную палату.Некоторые процедуры все же могут потребоваться в стационарных условиях. Ваше общее состояние здоровья также учитывается при принятии решения о том, где будет проводиться операция. Обязательно спросите своего поставщика медицинских услуг, почему он или она рекомендует ту или иную настройку.

• Какой тип анестезии будет применяться?

  Ваш лечащий врач должен сообщить вам, будет ли применяться местная, регионарная или общая анестезия, и почему этот тип анестезии рекомендуется для вашей процедуры.Вы также должны спросить, кто будет проводить анестезию (например, анестезиолог или медсестра-анестезиолог; оба имеют высокую квалификацию для проведения анестезии) и попросить о встрече с этим человеком перед операцией.

• Чего ожидать во время восстановления?

  Спросите своего лечащего врача, чего ожидать в первые несколько дней после операции, а также в последующие недели и месяцы. Вам нужно знать, как долго вы будете госпитализированы, какие ограничения будут наложены на вас, и есть ли специальные материалы или оборудование, которые вам потребуются при выписке. Зная заранее, чего ожидать, вы сможете справиться и быстрее восстановиться после операции. Вы также должны спросить об обычном промежутке времени, который требуется для полного восстановления, чтобы возобновить работу и вашу повседневную деятельность.

• Сколько стоит эта операция?

  Поскольку страховые планы различаются по охвату различных процедур, могут возникнуть расходы, за которые вы будете нести ответственность. Вам нужно будет знать, каковы будут конкретные расходы на операцию и сколько покроет ваша страховка или план медицинского страхования.Эта информация обычно недоступна поставщику медицинских услуг.

Советы по общению с вашим лечащим врачом

Перед операцией важно сообщить о своих чувствах, вопросах и проблемах лечащему врачу. Следующие предложения могут помочь улучшить общение между вами и вашим лечащим врачом:

• Если вы не понимаете ответы своего поставщика медицинских услуг, задавайте вопросы, пока не поймете.

• Делайте заметки и/или попросите члена семьи или друга сопровождать вас и делать заметки для вас.

• Попросите вашего поставщика медицинских услуг записать его или ее инструкции, если это необходимо.

• Узнайте у своего поставщика медицинских услуг, где можно найти печатные материалы о вашем заболевании. Многие поставщики медицинских услуг имеют эту информацию в своих кабинетах.

• Если у вас остались вопросы, спросите у поставщика медицинских услуг, куда вы можете обратиться за дополнительной информацией.

Узнайте о своем хирурге

Важно быть уверенным в поставщике медицинских услуг, который будет делать вам операцию. Независимо от того, кого вы выбрали сами, поставщика медицинских услуг или хирурга, к которому вас направили, вы можете убедиться, что он или она квалифицированы. Это может включать любое или все из следующего:

• Обратитесь к своему лечащему врачу, местному медицинскому обществу или страховой компании за информацией об опыте проведения этой процедуры поставщиком медицинских услуг или хирургом.

• Спросите о полномочиях поставщика медицинских услуг или хирурга, а также о том, есть ли у них какие-либо дополнительные сертификаты или опыт выполнения этой процедуры.

• Убедитесь, что поставщик медицинских услуг или хирург связаны с аккредитованным медицинским учреждением. При рассмотрении вопроса об операции место, где она проводится, часто так же важно, как и то, кто ее выполняет.

Определение стоимости процедуры

Перед операцией обсудите расходы с сотрудником финансового отдела в офисе вашего поставщика медицинских услуг.Эти затраты могут включать следующее:

• Гонорар хирурга за операцию

• Больничные сборы (если вам нужна госпитализация) или амбулаторные хирургические услуги (для амбулаторных услуг). Уточните эти расценки в коммерческом офисе больницы. Ваш поставщик медицинских услуг или хирург должен дать вам приблизительное представление о том, как долго вы будете находиться в больнице.

• Отдельный счет за другие услуги. Вам также будет выставляться отдельный счет за профессиональные услуги других лиц, которые могут участвовать в вашем лечении, таких как ассистент хирурга, анестезиолог и другие медицинские консультанты.

Перед операцией уточните в своем плане медицинского страхования, какую часть расходов вы будете нести. Если ваши предполагаемые расходы представляют проблему, обсудите другие финансовые решения со своим лечащим врачом перед операцией.

Получение второго мнения

Обращение к другому поставщику медицинских услуг или хирургу за вторым мнением является важным шагом к тому, чтобы убедиться, что эта конкретная процедура является лучшим выбором для вас.Второе мнение может помочь вам принять обоснованное решение о наилучшем лечении вашего состояния и помочь вам взвесить риски и преимущества по сравнению с возможными альтернативами операции.

Несколько планов медицинского страхования теперь требуют и будут оплачивать получение пациентами второго мнения по некоторым неэкстренным процедурам. Medicare также может оплачивать получение пациентами второго мнения. Даже если ваш план не требует этого, вы все равно можете запросить второе мнение.

Если вы решите получить второе мнение, уточните в своем плане медицинского обслуживания, покрывается ли оно.Ваш основной лечащий врач или больница могут предоставить вам имена квалифицированных медицинских работников. Обязательно получите свои медицинские записи от первого поставщика медицинских услуг, чтобы второму не пришлось повторять анализы и процедуры.

Помните, что в случае неотложной операции операция должна быть сделана как можно быстрее. Скорее всего, времени на получение второго мнения не будет. Необходимость получения второго мнения всегда должна соизмеряться с серьезностью и неотложностью состояния здоровья.

Врачи рассказывают все — и это плохо

Для человека за 30 я провел много времени в кабинетах врачей и больницах, дрожа на смотровых столах в распахнутом халате, записывая свою историю болезни на нескольких формах, имея достаточно крови, набранной в маленькие стеклянные пробирки, чтобы утолить жажду вампира. Когда мне было чуть за 20, я заразился болезнью, которую врачи не могли идентифицировать в течение многих лет (на самом деле около десяти лет они считали, что со мной все в порядке), но которая, тем не менее, привела к многочисленным осложнениям, потребовавшим череды операций, отделения неотложной помощи. визиты и, наконец, (когда тесты наконец показали, что было неправильным) поездки к специалистам для МРТ и много других анализов.В то время, когда я был болен и не был диагностирован, я также находился в больнице и выписывался из нее вместе с моей матерью, которую лечили от метастатического рака и дважды госпитализировали в ее последние недели.

Будучи пациентом и дочерью пациента, я была поражена тем, насколько точной стала хирургия и насколько быстрым может быть заживление. Меня также поразило, насколько добры были многие медсестры; насколько умными и вовлеченными были некоторые из врачей, которых мы встретили. Но меня также поразил тот глубокий дискомфорт, который я всегда чувствовал в больницах. Врачи временами вели себя с нами резко и даже враждебно (или мне показалось?). Освещение было резким, еда ужасной, в комнатах шумно. Разве люди не пытались исцелиться? Это не имело значения. Что имело значение, так это весь загруженный аппарат ухода — пищащие мониторы, ежечасные проверки и принудительные пробуждения, сложные (и часто тщетные) вмешательства, кропотливо проводимые над неизлечимо больными. В больнице я всегда чувствовала себя Алисой на чаепитии у Безумного Шляпника: я очнулась в мире, который казался его обитателям совершенно логичным, а для меня совершенно безумным.

Примерно 15 из 100 сердечно-легочных реанимационных мероприятий приводят к тому, что пациент проживает достаточно долго, чтобы его выписали из больницы.

В моем случае врачам потребовалось много времени (примерно 15 лет), чтобы точно понять, что со мной не так. Попутно мои анализы крови временами немного сбивались, или мои маркеры воспаления и количество лейкоцитов были слегка повышены, но ничто не казалось окончательным, кроме какой-то стойкой анемии. «Вероятно, все в порядке», — говорили врачи, или «У вас идиопатическая проблема», что на языке врачей означает: «Мы не знаем, почему у вас внезапно появляется крапивница каждый день.«Они никогда не намекали, что я сумасшедший, или ищу внимания, или что-то еще, что вы иногда слышите от пациентов (особенно женщин), которые годами искали диагноз. В то же время они не считали, что что-то настолько плохо, чтобы преследовать; часто они спрашивали, нахожусь ли я в депрессии, еще до проведения медицинского осмотра.

Для них я была относительно здоровой, часто высокофункциональной молодой женщиной, у которой был длинный список «мелких» жалоб, которые лишь изредка перерастали в острую проблему, для которой было предложено быстрое хирургическое решение (но без размышлений о том, что может быть причиной).Для меня моя жизнь медленно растворялась в почти постоянном дискомфорте, а иногда и в пугающей боли — и в ужасе от потери контроля. Я не знал, как обращаться к врачам словами, которые привлекут их, как я думал, «на мою сторону». Я собирался с духом перед встречами, поклявшись не уходить, пока не получу ответы, но так и не смог задать и половины своих вопросов. «Ты в порядке. Мы не можем найти ничего плохого», — сказал более одного врача. Или, что не забудется: «Возможно, вы просто устали от месячных.

На самом деле что-то было очень не так. Весной 2012 года сочувствующий врач выяснил, что у меня аутоиммунное заболевание, на которое меня никто не проверял. А потом, одним прохладным осенним днем ​​прошлого года, я узнал, что у меня болезнь Лайма. (Меня укусили несколько клещей в подростковом возрасте, за несколько лет до того, как у меня появились симптомы, но никто никогда прежде не додумался тщательно проверить меня на болезнь Лайма.) До тех пор, глядя на своих врачей, я просто думал: Что? Могу ли я сказать? Возможно, они правы.Они все-таки врачи .

Но это эссе не о том, что я был прав, а мои врачи ошибались. Она о том, почему многим врачам и пациентам стало так трудно общаться друг с другом. У нас технологически продвинутая, но эмоционально неполноценная и непоследовательная медицинская система, которая лучше всего подходит для лечения острых, а не хронических проблем: на каждый пример квалифицированного лечения, квалифицированной хирургии или новаторского решения проблемы приходится бесчисленное количество случаев некачественной помощи, упущенных диагнозов. , бюрократическое головотяпство и даже откровенный антагонизм между врачом и пациентом.Для системы, которая взывает к «ориентированной на пациента помощи» как к мантре, современная медицина поразительно невнимательна, а временами активно безразлична к потребностям пациентов.

К моему удивлению, теперь я узнал, что не только пациенты считают, что врачи их подводят. За кулисами многие врачи думают так же. И теперь некоторые из них рассказывают свою версию истории. Недавняя порция книг предлагает увлекательную и тревожную этнографию непрозрачной страны медицины, рассказанную участниками-наблюдателями в лабораторных халатах. То, что происходит, более дисфункционально, чем я мог себе представить в самые тяжелые минуты. Хотя мы все знаем о повсеместных проблемах со здоровьем и грядущей нехватке врачей общей практики, мало кто из нас имеет четкое представление о том, насколько многие врачи действительно разочарованы системой, которая сильно изменилась за последние четыре десятилетия. Эти внутренние отчеты должны быть обязательными для чтения как врачами, пациентами, так и законодателями. Они обнаруживают кризис, коренящийся не только в росте затрат, но и в самом значении и структуре ухода.Даже самый расстроенный пациент уйдет с уважением к тому, насколько трудна работа врачей. Она также может появиться, как я, пообещав (напрасно), что никогда больше не пойдет к врачу или в больницу.

Проведите день в отделении неотложной помощи, и, скорее всего, вас поразят две вещи: организационный хаос и эмоциональная отстраненность, когда медсестры, врачи и администраторы суетятся туда-сюда, едва замечая человеческие страдания, это их работа адресовать. То же самое можно сказать и о наших странно бескровных дебатах о будущем здравоохранения.Риторика медицинской реформы опирается в основном на экономику: эксперты расходятся, среди прочего, в том, как структурировать «страховые мандаты» и что представляет собой «чрезмерное использование» быстро расширяющегося набора высокотехнологичных процедур и диагностических тестов. Они спорят о том, почему «система здравоохранения Соединенных Штатов является самой дорогой в мире», как показано в отчете Фонда Содружества за 2014 год, но при этом постоянно «уступает другим странам по большинству параметров эффективности». (В настоящее время, согласно этому докладу, У.S. занимает последнее место среди 11 крупнейших промышленно развитых стран по эффективности, справедливости и «здоровому образу жизни», что означает результаты для здоровья, связанные с медицинским обслуживанием.)

компания — редко вступает в дискуссию. Не делается никаких попыток сосредоточиться на более глубокой реальности болезни, как пишет Атул Гаванде, хирург и профессор Гарвардской медицинской школы, в своем новом проницательном исследовании гериатрической медицины «Быть ​​смертным ». Это отсутствие имеет значение, потому что то, как пациенты относятся к своему медицинскому взаимодействию, действительно влияет на эффективность получаемой ими помощи, а эмоции врачей по поводу их работы, в свою очередь, влияют на качество оказываемой ими помощи. Несмотря на наши виртуозные хирургические возможности, наши передовые технологии и достижения в области фармацевтики, отношения между пациентом и врачом по-прежнему являются сердцем медицины. И он ужасно изношен. Терренс Холт, гериатр из Университета Северной Каролины в Чапел-Хилл, описывает ситуацию в Терапия , вымышленные басни, основанные на его ординатуре:

Любой пациент в больнице, когда мы забираем его одежду и кладем ее в кровать начинает терять индивидуальность; через несколько дней все они начинают сливаться в единое пассивное тело, различимое… только по приведшим их туда болезням.

Субъективное переживание болезни всегда было почти невозможно передать. Но системные изменения усилили разрыв между пациентами и врачами, который был менее очевиден около 40 лет назад, до того, как технологические достижения и корпоратизация начали трансформировать сравнительно низкотехнологичную, локализованную послевоенную медицинскую систему. Общие контуры ситуации знакомы. Здравоохранение в Соединенных Штатах работает преимущественно на платной основе, которая вознаграждает врачей за то, что они делают как можно больше, а не за то, что они предлагают наилучшую возможную помощь.Это не имело большого значения в 1950-х годах, когда врач общей практики координировал большую часть вашего ухода, а вариантов лечения было не так много. Но сложные новые хирургические методы и инструменты, такие как компьютерная томография и магнитно-резонансная томография, привели к всплеску высокотехнологичной специализации. Рост затрат в 1970-х годах стал катализатором «управляемой медицинской помощи» — в основном, нашей нынешней системы, в которой страховые компании, такие как Aetna и United Healthcare, договариваются с сетями врачей, чтобы определить, какую помощь получают пациенты, кого мы можем видеть и в какие часы. цена.Но вместе с новыми сдержками и противовесами добавилась бюрократия и разочарование врачей и пациентов. Всеобъемлющий надзор никогда не был в дефиците, поскольку специализированные «консультации» множатся, и никому не платят за координацию помощи (проблемы, которые призван решить Закон о доступном медицинском обслуживании).

In Doctored: The Разочарование американского врача , Сандип Джаухар — кардиолог, который ранее холодно смотрел на свое медицинское обучение в Стажер — диагностирует кризис среднего возраста не только в своей карьере, но и в медицинской профессии.Сегодняшние врачи, говорит он нам, считают себя не «столпами любого сообщества», а «техниками на конвейере» или «пешками в игре по зарабатыванию денег для администраторов больниц». Согласно опросу 2012 года, почти восемь из 10 врачей «несколько пессимистично или очень пессимистично смотрят на будущее медицинской профессии». В 1973 г. 85% врачей заявили, что не сомневаются в выборе профессии. В 2008 году только 6 процентов «охарактеризовали свое моральное состояние как положительное», сообщает Джаухар.Сегодня у врачей больше шансов покончить с собой, чем у представителей любой другой профессиональной группы.

Деморализованные инсайдеры, ставшие авторами, откровенно рассказывают о своей повседневной реальности. Самая большая проблема — время: система следит за тем, чтобы его не хватало врачам. Чтобы снизить расходы, страховые компании снижают комиссию. И поскольку врачи, как правило, получают возмещение по более высоким ставкам, когда они находятся в сети (больницы и крупные группы врачей имеют больше рычагов воздействия на страховые компании), многие работают на группы, которые требуют, чтобы они принимали определенное количество пациентов в день.Отсюда и восьмиминутные встречи, с которыми мы все знакомы. Бумажная работа усугубляет нехватку времени. Согласно исследованиям, сегодняшние врачи и «госпиталисты» — практикующие врачи, выполняющие большую часть своей работы в больницах, — проводят с пациентами всего от 12 до 17 процентов своего дня. Остальное время уходит на обработку форм, просмотр результатов лабораторных исследований, ведение электронных медицинских карт, общение с другим персоналом. Врачи внебольничной медицинской практики в США «тратят в десять раз больше часов на неклинические административные обязанности», чем их канадские коллеги, сообщает Даниэль Офри, терапевт нью-йоркской больницы Бельвью, в What Doctors Feel .

Врачи шутят, что латиноамериканские пациенты страдают от «латиноамериканского истерического синдрома».

Итак, врачи заняты, заняты, заняты — что чревато неприятностями. Джаухар цитирует изречение известного врача о том, что «в медицине ничего нельзя сделать хорошо на лету», и Офри соглашается. Наблюдая за 40 с лишним пациентами, «я практиковала некачественную медицину и знала об этом», — пишет она. Джаухар отмечает, что многие врачи, работающие на «гиперскорости», настолько не уверены в себе, что вызывают специалистов только для того, чтобы «прикрыть свою задницу» — вряд ли это стратегия экономии средств.Не имея времени на тщательный сбор анамнеза или применение диагностических навыков, они заказывают тесты не потому, что тщательно обдумали альтернативные подходы, а для того, чтобы защитить себя от исков о врачебной ошибке и своих пациентов от плохого ухода, которое они им предлагают. (И, конечно же, для больниц тесты часто приносят прибыль.)

Есть и более извращенный результат: находящиеся в стрессе врачи вымещают свое недовольство непосредственно на пациентах. «Я понимаю, что во многих отношениях я стал таким врачом, каким никогда не думал, что буду, — пишет Джаухар, — нетерпеливым, временами равнодушным, временами пренебрежительным или покровительственным.(Он также рассказывает правду о том времени, когда, изо всех сил пытаясь жить в Нью-Йорке на свою зарплату, он заполнил и без того лихорадочный график сомнительными подработками — в фармацевтической компании, которая продавала сомнительное лекарство, и с циничным кардиологом, который обманывал система, что только еще больше подорвало его боевой дух.) В Хороший доктор: Отец, сын и эволюция медицинской этики Бэррон Х. Лернер, биоэтик, а также врач, вспоминает, что признал в журнале, что он во время учебы в медицинском институте: «Я злился на своих пациентов.В книге The Doctor Crisis, , написанной в соавторстве с Чарльзом Кенни, Джек Кокран, пластический хирург, прошедший путь до исполнительного директора федерации Permanente, описывает поездки по многим клиникам, где он находил «врача за врачом», которые «глубоко несчастным и часто злым». Иногда враждебность едва подавляется. Терренс Холт слышит, как стажер называет своего пациента «нытиком». Обычно эти авторы становятся свидетелями того, как врачи шутят, что латиноамериканские/латиноамериканские пациенты страдают от «латиноамериканского истерического синдрома», или называют пациентов с ожирением «выброшенными на берег китами».»

Тревожно то, как быстро ослабевает эмпатия врачей. Исследования показывают, что он погружается на третьем курсе медицинской школы; именно тогда изначально нетерпеливые и идеалистичные студенты начинают принимать пациентов по очереди. Проблема, пишет Даниэлла Офри, не в каком-то элементарном гоббсовском отсутствии сочувствия; студенты (как и врачи, которыми они станут) переутомлены и переутомлены, и они понимают, что слишком много работы нужно сделать за слишком короткое время. И поскольку система медицинского образования в значительной степени игнорирует эмоциональную сторону здравоохранения, как подчеркивает Офри, врачи в конечном итоге бездумно дистанцируются от того, что они видят. Один из ее анекдотов намекает на то, с чем они столкнулись: интерну, которому вручили умирающую девочку, родители которой не хотят ее видеть, велят отметить время смерти младенца; не видя пустой комнаты, доктор проскальзывает в кладовку, разрываясь между тем, чтобы следить за своими часами и успокаивать ребенка. «Неудивительно, что в реальном мире клинической медицины эмпатия отвергается», — заключает Офри; эмпатия мешает врачам выжить.

Тем не менее, эмпатия — это совсем не излишество: она не только важна для человечности врачей и достоинства пациентов, но и может быть ключом к эффективности медицины.Офри отмечает, что уровень тяжелых осложнений диабета у пациентов врачей с высокими показателями по стандартной шкале эмпатии на 40% ниже, чем у пациентов с врачами с низким уровнем эмпатии. «Это сравнимо, — отмечает она, — с преимуществами самой интенсивной медикаментозной терапии диабета».

Вам может быть интересно, почему рост прав пациентов в 1970-х и 80-х годах, провозглашенный революционным достижением в области здравоохранения, не послужил нам лучше. В конце концов, наделенные полномочиями как закона, так и Интернета, мы гораздо лучше осведомлены о наших медицинских возможностях и истории медицинской гордыни, чем наши бабушки и дедушки.Тем не менее, юридическая перекалибровка власти непреднамеренно способствовала напряженному противостоянию между врачами и пациентами, как отмечает Бэррон Лернер в «Хороший доктор ». Лернер и его отец, за которым он последовал в медицину, сделали ставку в своей карьере на веру в то, что пациент на первом месте. Однако их медицинский опыт и представления об уходе за пациентами резко различаются. Старший Лернер практиковал в эпоху, когда врачи в одностороннем порядке определяли лечение и часто лгали пациентам об их прогнозах.(Знать, что ты умираешь, считалось нездоровым.) В своей самой вопиющей крайности медицинский патернализм привел к ненужным операциям (в том числе к обезображивающей радикальной мастэктомии) и неэтичным исследованиям на ничего не подозревающих субъектах, как в эксперименте по сифилису в Таскиги.

Сегодня, в эпоху молодого Лернера, пациент и врач теоретически имеют более тесные отношения сотрудничества, основанные на информированном согласии. Мы считаем само собой разумеющимся, что врачи сообщат нам наш диагноз и будут действовать в соответствии с тщательно разработанными протоколами.Это настоящий прогресс, но это только часть истории. Как начинает понимать Лернер, некоторые случаи чрезмерного лечения, обычно встречающиеся в больницах, на самом деле являются продуктом движения за права пациентов. В прошлом, когда у пациентов останавливалось сердце или неизлечимо больные умирали от инфекции, врачи обычно отпускали их. В нашу эпоху «защитной медицины», если вы не подписали приказ «не реанимировать» (а иногда даже если и подписали, но ваша семья настаивает на лечении), вас либо интубируют, либо дефибрилируют, либо вводят антибиотики — на маловероятно, что последнее спасение — это то, что вам нужно.И ни один врач вряд ли прояснит шансы: например, примерно 15 из 100 сердечно-легочных реанимаций приводят к тому, что пациент проживает достаточно долго, чтобы его выписали из больницы.

«Любой пациент в больнице, когда мы снимаем с него одежду и кладем его в кровать, начинает терять личность».

Но здесь есть более глубокая проблема, столкновение невыраженных потребностей и страхов. Врачи видели, как их власть подрывается страховыми компаниями, национальными рекомендациями по лечению, больничной бюрократией, и теперь им приходится иметь дело с пациентами, которые чувствуют себя вновь обретенными.Тем временем пациенты хотят и влияния, и комфорта; они чувствуют себя одновременно вызывающими и зависимыми. И поэтому каждая сторона проявляет силу пассивно (или пассивно-агрессивно), а может быть, и бессознательно: Я вас выслушаю, но особо не поверю и не буду действовать в соответствии с тем, что вы говорите. Все это является напоминанием о том, что даже с ростом угрозы злоупотребления служебным положением врачи и учреждения продолжают обладать обширной медицинской властью, только более изощренными способами. Я слышал много историй о госпитализированных пациентах, страдающих от боли, но я беспокоился, что просьба о большем количестве Дилаудида будет истолкована как вмешательство.

Конечно, решить, кто имеет высшую власть, непросто: пациент, в отличие от клиента, не всегда может быть прав, хотя мало кто из нас хочет это слышать. Как далеко должны зайти врачи в поисках болезни, которую они изначально не могут найти? В какой степени они должны отдавать предпочтение пожеланиям пациентов в отношении конкретных вмешательств? Удовлетворительные ответы на эти вопросы еще предстоит найти. Но нынешний баланс сил нарушен. Каждый раз, когда мне делали операцию, мне приходилось отстаивать то, что казалось основным правом — иметь рядом с собой члена семьи, когда я приходил в себя.Я до сих пор помню, как пытался сказать медсестре, мой мозг был затуманен из-за ослабевающей анестезии, что исследования доказали, что держание близкого человека за руку уменьшает боль. Я полагал, что исследование будет иметь больше силы, чем мне нужно.

Сам того не осознавая, все это время я действительно хотел иметь врача, обученного другой системе, который понимал, что беседа так же важна, как и рецепт; врач, для которого исцеление имело такое же значение, как и современная хирургия. Как оказалось, я искал такого доктора, как Виктория Свит, и такую ​​же помощь, которую предлагали в благотворительной больнице в Сан-Франциско.Врач, способный замедлиться, осознавая дивиденды не только для пациентов, но и для себя и для системы: именно такой доктор Свит обнаружила, что может оказаться в «последней богадельне Америки», как она называет Лагуну Хонда. Больница, причудливое старое учреждение для обездоленных и хронически больных, где через открытые башни летали ласточки, а 1200 пациентов лежали в основном в старомодных «открытых палатах», и где она проработала 20 с лишним лет. В своих замечательных мемуарах « Божий отель » Свит, которая также является историком медицины, сведущей в медицинских работах монахини XII века Хильдегарды Бингенской, называет свое радикальное решение для нашего ускоренного лечения «медленной медициной».Вот врач, говорящий то, что пациенты интуитивно знают: болезнь истощает, исцеление требует времени, а сильные лекарства часто имеют сильные побочные эффекты.

Получив огромное количество времени и свободы со своими тяжелобольными пациентами (многие из них наркоманы, шизофреники или пожилые люди с небольшими ресурсами), Свит может ставить диагнозы, которые пропустили предыдущие врачи ее пациентов. Полагаясь на внимательное наблюдение, которое поможет ей понять, что происходит на самом деле, она сокращает количество лекарств в среднем с 20 до шести или семи.Она считает, что заброшенные медицинские практики — например, манипулирование лимфатической системой с помощью старомодного медицинского пояса — могут дать больше, чем современные вмешательства. В одном душераздирающем случае она понимает, что пожилой пациент не страдает болезнью Альцгеймера после операции на бедре, как заключили врачи в бывшей больнице женщины — диагноз, который привел к антипсихотическим лекарствам, ее перемещению из собственного дома и разлуке с ней. умственно отсталая дочь. Скорее, ей больно: бедро соскользнуло с места, и никто, ответственный за ее последующее наблюдение, этого не заметил.

Лагуна Хонда, где еда подавалась в залитых солнцем комнатах, а садоводство и хорошая компания позволяли безнадежным больным выздоравливать, казалось бы, чудесным образом, кажется из другой эпохи. Действительно, в 2010 году, после долгих лет строительства и реконструкции, он стал «современным» объектом. Но «медленная медицина», как категорично утверждает Суит, — это не устаревшее душевное потворство. На самом деле это может быть формой эффективности: более точные диагнозы и эффективные низкотехнологичные методы лечения помогают системе экономить деньги и приводят к меньшему количеству исков о врачебной халатности.

Атул Гаванде предлагает почти то же самое в Быть смертным , утверждая, что быстрая, ориентированная на решение помощь — особенно в последний год жизни, на который, по оценкам, приходится четверть расходов Medicare — имеет, упуская из виду более широкую картина, привела к большому количеству «черствости, бесчеловечности и необычайных страданий». В The Doctor Crisis , в котором содержится резкий призыв к революции в медицине под руководством врачей, Джек Кокран также ценит основной принцип духа медленной медицины: удовлетворенные врачи делают пациентов более удовлетворенными. Решая проблемы медицинской группы Kaiser Permanente в Колорадо, он предпринял контринтуитивный шаг, понизив цель «уход за пациентом» и поставив на первое место «сохранение и улучшение карьеры» врачей. Он вернул им ощущение того, что их работа — это, как выразился старомодный отец Бэррона Лернера, «редкая привилегия», к которой следует относиться с чувством ответственности, а не с изнуренной подотчетностью.

Сегодня медицина ценит вмешательство гораздо больше, чем заботу.Гаванде пишет, что для клинициста «нет ничего более опасного для того, кем вы себя считаете, чем пациент с проблемой, которую вы не можете решить». В результате слишком часто «медицина подводит людей, которым она должна помогать». Старый принцип «врач знает лучше» был глубоко ошибочным. Но она коренилась в этике заботы о человеке в целом, возможно, потому, что врачи, менее ограниченные во времени, лучше знали своих пациентов. Даниэль Офри отмечает, что именно старые доктора-патерналисты, все еще слонявшиеся по ее медицинской школе в «накрахмаленных рубашках [и] консервативных галстуках», научили ее искусству уважать индивидуальность своих пациентов: «Для них подход к постели пациента было священным действием.