Мужчины моногамны или полигамны: Полигамность у мужчин и женщин: виды и причины полигамии
эволюционный биолог о моногамии и полигамии у мужчин и женщин — T&P
Важнейшая часть сексуального просвещения касается эволюции и репродуктивного поведения человека. Каковы биологические предпосылки мастурбации? На чем основан принцип действия противозачаточных таблеток? Можно ли сократить заболеваемость раком груди? Существуют ли сезонные всплески рождаемости? На множество подобных вопросов в своей книге «Как мы делаем это» отвечает биолог Роберт Мартин. T&P публикуют отрывок из ее русской версии, которая вышла в издательстве «Альпина Нон-фикшн» при поддержке фонда «Династия», о мифах о моногамных женщинах и полигамных мужчинах.
специалист по эволюционной биологии, антрополог
«Как мы делаем это»
Из социального устройства человекообразных обезьян, наших ближайших родственников среди животных, можно сделать два важных вывода. Во-первых, разным группам человекообразных обезьян свойственны принципиально разные системы спаривания: гиббонам — моногамия, орангутанам и гориллам — гаремы (хотя у орангутанов гарем разбросан, а у горилл живет сплоченной группой), а шимпанзе — промискуитет в рамках объединений многих самцов и самок. Во-вторых, социальные системы могут существенно различаться даже в пределах такой группы сравнительно близкородственных приматов, как человекообразные обезьяны. Разным приматам свойственны разные формы социального устройства, но их все можно разделить на три основные разновидности, проиллюстрированные выше на четырех примерах: моногамия, полигиния (гаремы) и промискуитет. В принципе возможна и четвертая разновидность — полиандрия, то есть объединение в группы, включающие одну взрослую самку, несколько взрослых самцов и молодняк. Но эта разновидность социального устройства встречается среди приматов исключительно редко.
Пытаясь определить, какая из выделенных для других приматов разновидностей социального устройства свойственна человеку, мы тут же сталкиваемся с затруднением. Современные человеческие общества нельзя в целом свести к какой-то одной из названных разновидностей. В них можно найти примеры едва ли не всех основных вариантов социальной организации: одни общества моногамны, другие полигамны, причем у людей встречается не только полигиния (многоженство), но в редких случаях даже полиандрия (многомужество). Однако ни в одном человеческом обществе, судя по всему, нет полного промискуитета, как у шимпанзе. Тем не менее для людей характерна исключительная гибкость социального устройства. Развитие этой гибкости (отражающей ослабление биологических ограничений) было, несомненно, одной из важных особенностей нашей эволюции.
© Jill Greenberg
В своем классическом труде «Модели сексуального поведения» (Patterns of Sexual Behavior), опубликованном в 1951 году, специалисты по репродуктивной биологии Клеллан Форд и Фрэнк Бич проанализировали данные о почти двух сотнях человеческих обществ и пришли к выводу о преобладании полигинии, встречающейся в 3⁄4 обществ из рассмотренной выборки. Однако мы не можем быть уверены, что общим предкам всех людей была свойственна именно полигамия, ведь даже в условно полигамных обществах брачные союзы по умолчанию часто моногамны, потому что многие мужчины по экономическим причинам не могут себе позволить иметь больше одной жены. Некоторые авторы, например Десмонд Моррис в своей книге «Голая обезьяна» (The Naked Ape), делали вывод о преобладании у людей моногамии, потому что во многих современных обществах моногамные союзы намного обычнее полигамных. Кроме того, мало что заставляет предположить, что человеческому виду свойственна врожденная склонность к моногамии либо полигамии.
Образование пар встречается среди других млекопитающих еще реже, чем среди приматов: всего у 3% видов. При этом среди птиц парами, напротив, живет большинство видов (около 90%). Про людей часто говорят, будто «мужчины полигамны, а женщины моногамны ». Про млекопитающих и птиц в целом так действительно можно сказать: млекопитающие полигамны, а птицы моногамны. Почему же большинство птиц живут парами, а большинство млекопитающих — нет? Скорее всего, это связано с заботой о потомстве. У птиц, живущих парами, самец обычно помогает самке высиживать яйца и кормить птенцов, давая ей возможность покидать гнездо и участвовать в добывании пищи. У млекопитающих нет подобных ограничений. У сумчатых и плацентарных млекопитающих детеныши развиваются в организме матери вплоть до рождения, соответствующего выходу из яйца у птиц. После родов самки млекопитающих не добывают пропитание для своих детенышей непосредственно, а кормят их молоком , образующимся из ресурсов материнского организма. Поэтому потомство млекопитающих обычно может обойтись без отцовской заботы.
Читатели T&P могут приобретать книги издательства Альпина Нон-фикшн с 15% скидкой. Для этого при заказе в интернет-магазине вам нужно ввести в соответствующее поле кодовое слово — theoryandpractice.И действительно, у большинства млекопитающих самцы напрямую не участвуют в заботе о потомстве. Сравнение с птицами заставляет предположить, что в тех редких случаях, когда у млекопитающих в ходе эволюции возникала моногамия , это было связано именно с заботой о потомстве. Этолог Девра Клейман продемонстрировала это для нескольких видов приматов и ряда других млекопитающих, особенно представителей семейства собачьих. Примечательно, что по сравнению с детенышами других приматов человеческие младенцы особенно беспомощны и потому нуждаются в активной родительской заботе. Как я расскажу в главе 5, эта беспомощность обусловлена одним важным нововведением в эволюции человека. Так или иначе, по сравнению с другими приматами у человека новорожденные намного больше нуждаются в социальной поддержке.
Казалось бы, можно ожидать, что система спаривания того или иного вида будет соответствовать характерной для него социальной системе. Например, может показаться очевидным, что у видов, живущих парами, все потомство каждой самки будет потомством одного отца. Иными словами, жизнь парами и строго моногамное спаривание можно принять за две стороны одной медали. Как это ни странно, для 9 из каждых 10 исследованных видов птиц, живущих парами, было показано, что самцы отнюдь не всегда заботятся о своем собственном потомстве: около половины птенцов появляются на свет в результате спариваний самок с «чужими» самцами. Спрашивается: почему такие спаривания не удавалось увидеть в бинокль толпам орнитологов — как любителей, так и профессионалов? Ответ состоит в том, что «незаконные» спаривания совершаются быстро и тайком. Обманутый самец может знать о них не больше, чем подсматривающий орнитолог. Таким образом, социальную организацию и систему спаривания нельзя считать просто двумя сторонами одной медали: они могут меняться и независимо друг от друга, по крайней мере в некоторой степени. Это относится и к млекопитающим, в том числе к приматам.
© Jill Greenberg
Как это ни странно, люди склонны лелеять два несовместимых представления: о том, что человек в норме моногамен, и о том, что мужчины чаще изменяют женщинам, чем женщины мужчинам. Я уже упоминал расхожее мнение, что мужчины полигамны, а женщины моногамны. Американский журналист Генри Луис Менкен однажды саркастически заметил: «По-настоящему счастливы только замужние женщины и неженатые мужчины». Но если женщины обычно моногамны, а мужчины полигамны, то где, спрашивается, мужчины берут дополнительных партнерш? Эта загадка следует и из данных множества опросов, согласно которым у одного мужчины в среднем бывает больше половых партнерш, чем у одной женщины партнеров.
Но если, судя по сообщениям мужчин, у них бывает в среднем, скажем, десять партнерш, а у женщин, судя по их сообщениям, только четыре партнера, то кем были шесть дополнительных партнерш каждого мужчины? Одно из распространенных объяснений состоит в том, что, хотя участникам таких опросов и гарантируют анонимность, мужчины склонны из хвастовства преувеличивать число своих партнерш, а женщины — из скромности преуменьшать число партнеров. Исходя из простейших математических соображений, если то или иное общество в целом моногамно, то есть только две возможности: либо женщины и мужчины изменяют одинаково часто, либо сексуальные потребности многих неверных своим партнершам мужчин удовлетворяют немногие женщины, у каждой из которых масса партнеров. Как показало одно недавнее исследование, завышенное число партнерш, называемое мужчинами, связано с тем, что они учитывали проституток, но, очевидно, стеснялись признаться в том, что оплачивали свой дополнительный сексуальный опыт.
Это подводит нас к фундаментальному эволюционному вопросу: приспособлен ли человек по своей биологической природе к какой-то определенной форме социальной организации и какой-то определенной системе половых связей? Как показывает сравнение разных культур, как вид мы исключительно изменчивы в обоих отношениях. Сравнение человека с другими приматами тоже не дает однозначного ответа, но несмотря на всю неоднозначность ситуации, многие авторы пытаются решить эту проблему просто: рассматривают шимпанзе как «застывшего предка» и делают вывод, что изначально нашим предкам были свойственны многосамцовые группы и промискуитет. Другие ударяются в противоположную крайность, подчеркивая, что имеющихся данных недостаточно и потому невозможно сделать однозначный вывод о социальной структуре и системе половых связей наших предков. Более того, распространено мнение, что социальная организация и система половых связей у человека вообще не имеют биологических основ и всецело определяются принятыми в человеческом обществе социальными нормами. Согласно такому мнению, моногамный брак — это чисто социальный конструкт, не связанный ни с какой биологической предрасположенностью. Но и те и другие крайние взгляды не выдерживают критики.
© Jill Greenberg
Одним из важных свидетельств, говорящих о форме социальной организации, может служить разница в размерах тела между взрослыми представителями мужского и женского пола. У одних видов приматов самцы и самки почти не различаются по размерам (мономорфны), а у других существенно различаются (диморфны), причем самцы обычно крупнее самок. Существенно, что приматы, живущие парами, обычно мономорфны: размеры самцов и самок у них сравнимы, и разница между ними не превышает 15%. Видам, живущим гаремами и многосамцовыми группами, напротив, обычно свойствен половой диморфизм, хотя его степень сильно варьирует. В крайних случаях, таких как у африканских обезьян мандрилов, самцы могут более чем вдвое превосходить самок по массе. Человеку свойствен умеренный половой диморфизм. В среднем по планете мужчины весят лишь на 20% с лишним больше, чем женщины. При этом реальная степень полового диморфизма несколько выше, потому что у женщин на запасы жира приходится намного большая доля массы тела, чем у мужчин. В расцвете лет у женщин эта доля составляет в среднем около четверти, а у мужчин — лишь около 0,1. Из всех приматов только у человека наблюдается столь значительная разница между полами в запасах жира. К тому же мужчины и женщины сильно отличаются друг от друга внешне, что связано, в частности, с разным распределением жира. Этот половой диморфизм в размерах и форме тела заставляет предположить, что биологическая природа человека не приспособлена к тому, чтобы жить парами.
Моногамия или полигамия: что выбирают мужчины?
Это длится годами, а то и десятилетиями. И вот в какое-то прекрасное утро ты замечаешь, что азарт притупился. Копилка воспоминаний переполнилась, и, глядя на очередную участницу былых приключений, ты понимаешь, что не помнишь подробностей. Только факты: вы встречались в июне, ходили в такие-то места, а сами эмоции — о, ужас! — неразборчивая страница в мемуарах. Мысль, которая могла бы недавно показаться кощунственной, прокрадывается в голову. Мысль, редким образом сосредоточенная во всего одном слове — «зачем?». И вот, не находя ответа, даже еще не признаваясь себе в этом, ты начинаешь искать кого-то постоянного. Ты уже на пути в страну Моногамию.
Поиск тоже может затянуться надолго. Это новый смысл, новый азарт. Но когда заканчивается и он и мужчина наконец падает в объятия той, от которой не захочется уйти, наступает огромное облегчение. Больше не надо никуда бежать. Можно сидеть дома с чистой совестью, можно смотреть на красивых женщин так, без сожалений. Теоретически теперь нельзя с другими, но парадоксальным образом ты понимаешь, что твоя новая несвобода — это и есть свобода. Бразды правления перешли от инстинкта к интеллекту. И это так хорошо, так спокойно и так по-взрослому…
Что же произошло? Можно, конечно, свести все к уровню тестостерона в крови, который, как известно, начиная лет с 25 падает на 1 % в год. Но есть и более комплиментарная версия. Британский, как это ни смешно, ученый с типичным англосаксонским именем Сатоси Канадзава (профессор Лондонской школы экономики и политологии) пытался в 2010 году установить связь между уровнем интеллекта и религиозностью. Умные индивидуумы ожидаемо оказались более склонны к атеизму, но, поскольку исследование охватывало широкий круг смежных вопросов, выяснилось еще кое-что. А именно: верные мужья, ведущие моногамный образ жизни, обладают более высоким IQ. Снова доказано то, что и так всем интуитивно понятно: с годами мы мудреем и перестаем тратить драгоценное время на девчонок. Нагуляться значит поумнеть.
Желающие, конечно могут отправиться в дебри других трактовок — психологических, генетических и прочих. И наверняка найти еще с десяток версий, причем ни одна из них не будет окончательной истиной, ведь речь идет о людях. А меня лично устраивает и эта. Меня немного мучила совесть, не предал ли я самого себя 16-летнего. Нет, не предал. Просто поумнел. Теперь я не просто спокоен, а спокоен с чистой совестью.
Скучаю ли я по тому фейерверку эмоций, который называют беспорядочными связями? Конечно, скучаю. Но мало ли по чему еще из своего прошлого я скучаю. Я скучаю по компьютерным играм, в которые я перестал играть, потому что жалко времени. Я скучаю по студенческим вылазкам в Крым с палатками в плацкартных вагонах. Я, может быть, и по детским играм в солдатиков скучаю. Одним словом — я скучаю по самому себе разных лет. Но это не значит, что я могу вернуть себя тогдашнего и испытать тогдашнюю радость от солдатиков или портвейна на пирсе. Просто я как-то вырос из этого. Так же, как вырос из полигамии. Я взял от нее все, что она могла дать. Это было весело, но под конец стало утомительно. А если все дело в тестостероне… В таком случае я ему очень благодарен, потому что сейчас картина мира видится мне более четкой и цветной, как будто тестостероновая завеса мешала мне смотреть. Но скорее я благодарен той женщине, которая вынула меня, обезумевшую полумертвую белку, из колеса и показала, что есть на свете и другие беличьи радости. Возможно, ей просто повезло оказаться в нужном месте в нужное время моей жизни. Это ничего не меняет. Она подарила мне новый смысл, сформулировать который я, правда, затрудняюсь, но я доволен этой новой жизнью. Чего и желаю всем братьям по оружию!
Итак, в условиях задачи мы имеем холостяка, имеющего, выражаясь казенным языком, много половых партнерш. Что это значит в категориях повседневности? Полигамия — это образ жизни. Секс, женщины, победы — это не пункт в расписании дня, это то, что пронизывает все существование мужчины, доминанта. Это то, ради чего все остальное. Работа, путешествия, досуг, бюджет, здоровье — все лейтмотивы существования переплетены у бойкого мужчины с его сексуальным поведением. Поэтому, когда мы говорим о выборе между моно- и поли-, мы говорим не о количестве партнерш в жизни мужчины, а о самой жизни. И эта жизнь прекрасна! И ужасна одновременно. Она многогранна. Все помнят вкладыши к жвачкам Love is… с описанием разных граней любви. Так вот, по моим скромным наблюдениям полигамия — это…
…смысл жизни. Да, вот так сразу. То есть, конечно, никто не признается в этом, но, поскольку я искренне считаю, что наша жизнь априори бессмысленна, а все расхожие кандидаты на роль смысла — «дети», «самореализация», «прожить достойно» — лишь более или менее эффективные обезболивающие от экзистенциального ужаса, секс с как можно большим количеством женщин дарит ощущение осмысленности бытия не хуже любой другой ложной идеи. Поставив очередную галочку, чувствуешь, что свершилось что-то глубоко правильное, почти великое. Это чувство идет из глубины, из той глубины, где обитают инстинкты. А они умеют быть убедительными.
…без выходных и перерывов на обед. Ты всегда на боевом посту. Ты не можешь просто идти по улице или сидеть в ресторане. Ты все время в поиске, все время на охоте. Каждая встречная запускает механизм оценки. Каждая красивая вызывает метания — подойти? не подойти?
…компьютер в голове. Нужно помнить массу вещей: все свои легенды и оправдания, кому какой анекдот рассказывал, кого с кем знакомил… И кто такая «Натавша Сиск» в пропущенных звонках?! Хорошо, если ты с детства хотел быть Штирлицем, полигамия — раздолье для любителей двойной и тройной жизни. А если ты от природы беззаботный Винни-Пух, склонный к созерцанию, — это утомляет.
…неловкие ситуации. Вытекающие из предыдущего пункта. «Как не помнишь? Мы же вместе смотрели этот фильм!» — «Я его не смотрела, ты меня с кем-то путаешь». — «Лена, ничего я не путаю!» — «Я Катя!» Зато всегда есть что рассказать женатым друзьям. Посетовать на тяжелую долю многоженца и получить в ответ: «Ты жалуешься или хвастаешься?»
…постоянное ощущение упускаемых возможностей. Ведь трахнуть всех женщин невозможно (хотя, как шутят полигамы, стремиться к этому нужно). И каждая мелькнувшая красотка вызывает сожаление — я бы, мог бы, ее бы… Стресс!
…проблема с Новым годом и днем рождения. Нет — кандидатур полно, зови любую. Но ведь любая обязательно что-нибудь подумает, если ты позовешь ее на день рождения. Это почти предложение руки и сердца. А тебе нужно беречь ров и стены своей холостяцкой крепости, поэтому день рождения и Новый год ты, скорее всего, справляешь с друзьями в режиме праздничной охоты. И если добыча не поймана, все заканчивается одиноким падением в объятия алкогольной комы в собственной квартире. Что, надо признаться, выглядит со стороны довольно депрессивно. Особенно если ты, как назло, умеешь смотреть на себя со стороны.
…очень ресурсоемкое хобби. На него уходит все доступное время, деньги и здоровье. Ведь они не любят приезжать просто так. (Если девушка приезжает просто так, то опять мысль: «А вдруг она что-нибудь подумала? А вдруг она притащит зубную щетку?») Значит, надеваем дивный костюм и снова туда, к огням большого города. Туда, где суши и танцы! Чтобы потом на час заехать домой, а потом посадить девушку в такси, стараясь отогнать эту назойливую мысль: а ведь если платить за секс профессионалкам, то получается дешевле…
Почему люди стали моногамными?
Примечание редактора: Vital Signs — это ежемесячная программа, рассказывающая зрителям истории о здоровье со всего мира.
Основные моменты истории
Исследование предполагает, что инфекции, передающиеся половым путем, могли уменьшить полигамию у наших предков
Другие предполагают, что люди объединялись в пары, чтобы самцы могли защитить свое потомство от женихов матери
Си-Эн-Эн —
cms.cnn.com/_components/paragraph/instances/paragraph_03CBEC17-6D69-560E-60DD-867B20B6DF63@published» data-editable=»text» data-component-name=»paragraph»> Современная культура говорит нам, что у каждого человека есть свой «один», идеальный партнер, с которым можно разделить остаток жизни.Хотя полигамия практикуется в различных культурах, люди по-прежнему склонны к моногамии. Но это не всегда было нормой среди наших предков. Другие приматы — группа млекопитающих, к которой принадлежит человек, — тоже по-прежнему полигамны.
«Современная моногамная культура существует всего 1000 лет, — говорит Кит Опи, антрополог-эволюционист из Университетского колледжа Лондона.
Опи описывает, как самые ранние приматы — еще 75 миллионов лет назад — жили поодиночке и предпочитали жить в изоляции: «Взрослые собирались вместе только для спаривания».Сколько секса у вас должно быть?
Со временем приматы в целом стали более социальными и научились жить вместе группами, но по-настоящему моногамными стали только люди. Сегодня другие виды приматов, такие как бонобо и шимпанзе, спариваются с несколькими особями в своих группах.
«Люди сдвинулись в другом направлении», — сказал Опи.
Почему так случилось? Современные теории предполагают, что это связано с сохранением здоровья человека и его потомства.
Согласно недавнему исследованию, по мере того, как размеры групп в человеческом обществе росли с десятков до сотен человек, также могло увеличиваться количество заболеваний, передающихся половым путем.
Крис Баух и его коллеги из Университета Ватерлоо в Канаде использовали математические модели для моделирования эволюции различных норм спаривания в человеческом обществе. Используя демографические данные и данные о заболеваниях, они обнаружили, что, когда общества становятся больше, распространенность ЗППП становится эндемической (регулярным явлением) среди населения. Они предполагают, что этот рост ЗППП оказал бы социальное давление на людей, чтобы они оставались моногамными с точки зрения их брачного поведения.
Ученые утверждают, чтосурикатов могут образовывать пары на всю жизнь.
Предоставлено Питером Бразертоном/AAAS«Это исследование показывает, как события в природных системах, такие как распространение инфекционных заболеваний, могут сильно влиять на развитие социальных норм и, в частности, на наши групповые суждения», — сказал Баух, профессор прикладной математики в Ватерлоо. заявление.
Команда предполагает, что в небольших сообществах, состоящих из 30 человек или около того, что типично для более ранних популяций охотников-собирателей, вспышки ЗППП были бы кратковременными и не оказали бы существенного влияния на население. Однако по мере того, как общества развивались, а сельское хозяйство развивалось, чтобы сделать их еще больше, уровень ЗППП был бы достаточно высоким, чтобы бесплодие от инфекций, таких как сифилис, хламидиоз и гонорея, было бы высоким, согласно исследованию. Лечение этих состояний тогда не было доступно.
Они предполагают, что поэтому моногамия давала бы мужчинам преимущество при производстве потомства. Команда также подчеркивает, что венерические заболевания были формой наказания для тех, кто был полигамным.
тизер/домашняя страница арт
Bryan Perry/CNNПолиамория: когда трое не толпа
Однако Опи не убежден в этой теории и считает, что более крупные общества, возникшие с появлением сельского хозяйства и земледелия, привели к моногамии, потому что люди хотели сохранить свое богатство через брак.
«Интересный подход.
… Вы можете себе представить, что это может происходить в более крупных обществах», — сказал Опи. «Но здесь важен брак, поскольку [это] передается по наследству. … Моногамия — это система брака, а не система спаривания».Баух и его команда отметили, что будут задействованы и другие факторы, такие как выбор женщин. Его команда предполагает, что инфекции просто помогли повлиять на то, что сейчас является социальной нормой. «Наши социальные нормы не развивались в полной изоляции от того, что происходило в нашей природной среде».
Опи согласен с тем, что более крупные группы — и общества — сыграли свою роль в том, что мы стали моногамными, но с более мрачным объяснением: детоубийство.
Как на самом деле может работать «мужская таблетка»
Команда UCL предполагает, что по мере того, как приматы развивались и становились более социальными, размер их мозга увеличивался, чтобы приспособиться к этой возросшей сложности с течением времени. Это, в свою очередь, означало, что мозг младенцев был больше, чем у предыдущих поколений, и требовал большего внимания и лактации от их матерей, в результате чего самки были менее доступны для повторного спаривания после родов.
«Самцы [в группе] в основном сидят в ожидании спаривания с самкой», — сказал Опи. «Поэтому мужчине будет выгодно убить младенца, чтобы он мог спариться с самкой».Поскольку отцы хотели бы, чтобы их потомство выжило, они воспитывали и защищали их по мере необходимости, объединяясь в пары.
Следите за новостями CNN Health в Facebook и Twitter.
Обе теории остаются именно таковыми — теориями — без возможностей машины времени и переводчика, чтобы вернуться к ранним человеческим видам и исследовать то, что произошло, чтобы заставить нас любить так, как мы любим сегодня. Но Опи также считает, что сейчас мы постепенно отказываемся от идеи оставаться с одним партнером.
10 советов для хорошего сна
«Мы отходим от «Пока смерть не разлучит нас», поскольку женщины больше не хотят мириться с [многоженством]», — сказал он.
Будущее этой теории зависит от нас.
Люди моногамны или полигамны? Эволюция стратегий спаривания человека.
Спариваются ли люди больше как бонобо, чем как гориллы или шимпанзе? сложно сказать.Фото Жоржа Гобе/AFP/Getty Images.
Чем мы отличаемся от всех остальных животных? Это наши распухшие мозги, наши ленивые руки или, может быть, наши гибкие большие пальцы? В 2011 году исследовательская группа изучила особенности ДНК человека и наткнулась на еще один придаток странной формы, который делает нас теми, кто мы есть: я имею в виду, конечно, гладкий и бесхребетный член человека. Пенисы многих млекопитающих снабжены «роговыми сосочками», затвердевшими бугорками или шипами, которые иногда выглядят как ряды шипов на причудливом презервативе. Эти сосочки усиливают ощущения, по крайней мере, так утверждается, и сокращают задержку брачного самца до оргазма. Поскольку люди потеряли свои фаллические выпуклости несколько миллионов лет назад, возможно, мы эволюционировали, чтобы делать это медленно. И также может быть так, что более продолжительный секс приводит к более интимным отношениям.
Таким образом, (можно возразить, что) отторжение шипов нашего пениса привело к любви и браку, и (можно также сказать, что) наша склонность к спариванию парами отодвинула в сторону потребность в мужественном соперничестве, что, в свою очередь, дало нам возможность жить вместе большими и мирными группами. Жизнь в группах, безусловно, имела свои преимущества, не последним из которых является то, что она привела к большему мозгу и способности к языку, а также, возможно, к набору черт, которые помогли нам цивилизоваться и приручить нас. Так мы перешли от роговых сосочков к верным партнерам — от полигамии к моногамному человечеству.
Мне очень нравится эта история, но она может быть правдой, а может и нет. На самом деле не все шипы полового члена в природе служат для ускорения секса — у орангутангов есть причудливые шипы, но они тратят четверть часа на половой акт, — поэтому мы не знаем, что делать с нашими сосочками или их отсутствием. Это не помешает никому задуматься.
Поскольку нам нравится думать, что то, как мы спариваемся, определяет нас, сексуальная жизнь древних гоминидов в течение многих лет изучалась с помощью компьютерного моделирования, путем измерения окружности древних костей и применения правил эволюции и экономики. Но чтобы понять спорную область палеосексологии, нужно сначала решить вопрос о том, как мы спариваемся сегодня и как мы спаривались в недавнем прошлом.
По данным антропологов, только 1 из 6 обществ, как правило, придерживается моногамии. Существуют свидетельства существования институтов «один мужчина — одна женщина» еще в Кодексе Хаммурапи; кажется, что эта практика была дополнительно систематизирована в Древней Греции и Риме. Но даже тогда человеческое стремление к верности имело свои пределы: формальные наложницы не одобрялись, но рабыни любого пола были хорошей добычей для внебрачных связей. Историк Вальтер Шайдель описывает эту греко-римскую практику как полигамную моногамию .0098 — своего рода половинчатая моральная позиция в отношении распущенности. Сегодняшняя иудео-христианская культура не избавилась от этой склонности к обману. (Если бы не было никаких пустяков, нам не понадобилась бы седьмая заповедь.)
В Миф о моногамии психологи-эволюционисты Дэвид П. Бараш и Джудит Ив Липтон говорят, что мы не единственная пара- связывающие виды, которые любят спать рядом. Даже среди животных, давно известных как верные типы, — гнездящихся птиц и т. д. — не так уж много остается исключительным. Самый веселый. «Есть несколько моногамных видов, — говорит Бараш. «Толстохвостый карликовый лемур. Малагасийская гигантская прыгающая крыса. Однако, чтобы найти их, нужно заглянуть в укромные уголки и закоулки». Как и многие другие животные, люди не настолько моногамны. Проще говоря, мы моногамы иш .
Этот -подобный доставил массу неприятностей любителям и ученым. Попытки определить наше сексуальное поведение часто идут вразрез с человеческим промежуточным положением. Возьмем один общий косвенный показатель того, как приматы совокупляются: размер яичек. Мужчина, который вынужден делить своих партнеров, может преуспеть в том, чтобы считать каждую эякуляцию, выпуская как можно больше сперматозоидов. Шимпанзе довольно свободно спариваются и демонстрируют высокую степень конкуренции между самцами. У них также есть гигантские мячи, чтобы сдувать своих соперников». Гориллы, с другой стороны, имеют более развитую сексуальную динамику: у альфа-самца весь секс; остальные самцы облажались. Поскольку при эякуляции меньше шансов столкнуться лицом к лицу, размер тезиса не так важен. Мячи гориллы довольно маленькие. А что насчет мужских яичек? Они не такие большие и не такие маленькие. им всего а .
Самцы горилл не могут превосходить друг друга семенниками, но они полагаются на другие черты, чтобы получить и сохранить свои гаремы. Вот почему самцы горилл такие огромные и устрашающие: они могут бороться с другими самцами за доминирование в обществе. Внутри вида разница между мужским и женским телосложением дает еще один показатель брачных привычек: чем больше разница в размерах тела, тем более конкурентоспособны самцы и тем больше склонность к полигамии. Так как же соотносится разрыв между человеческими мужчинами и женщинами по сравнению с другими приматами? Мы как бы посередине.
Поскольку мы не являемся ни тем, ни другим, ученым пришлось размышлять о том, как наши предки могли делать свое дело. Были ли они похожи на горилл, где большинство самцов страдало, пока один чувак наслаждался возможностью распространить свое семя? Или больше похоже на шимпанзе — спят, а самцы соревнуются за нескольких партнеров? Или есть другая возможность, подобная той, которую защищают Кристофер Райан и Касильда Джета в их пользующемся спросом и сильно критикуемом гимне свободной любви 9. 0097 Секс на рассвете ? По словам авторов этой книги, наши предки поступали так же, как и бонобо: они занимались безудержным сексом без особых ссор.
Такие дискуссии, как правило, быстро заходят в тупик, поскольку мы просто не знаем наверняка. Наши самые последние общие родственники с этими другими приматами жили около 6 миллионов лет назад. (Я полагаю, что если бы бонобо могли быть антропологами, один из них мог бы написать книгу о том, возникла ли сексуальность бонобо из чего-то похожего на человека.) «Что это на самом деле, — говорит Бараш, — так это тест Роршаха для людей, задающих вопрос».
У нас есть данные о тенденциях спаривания людей, но записи, как правило, немного неоднородны. В 2010 году команда в Монреале завершила анализ коэффициентов размножения Homo sapiens на основе тщательного изучения ДНК. Измеряя разнообразие человеческих хромосом, исследователи попытались выяснить, какая часть репродуктивного пула состоит из самок. Они обнаружили соотношение чуть больше, чем один к одному, а это означает, что на каждый миньян детородного мужчины приходится не менее 11 женщин. Но математика, которую они использовали, оказалась немного шаткой, и после внесения некоторых исправлений они немного увеличили числа в сторону 2. Они написали, что эти оценки все еще находятся в пределах диапазона, который вы найдете для описанных обществ. как «моногамные или последовательно моногамные, хотя они также пересекаются с теми, которые характеризуют полигамию». Еще раз — мы моногамны иш .
В какой момент эволюции гоминидов появилось это промежуточное поведение? В 2009 году палеонтолог Оуэн Лавджой опубликовал образцы окаменелостей Ardipithecus ramidus , которые жили 4,4 миллиона лет назад. Он использовал недавно описанный вид как доказательство великого перехода гоминидов к (в основном) отношениям один на один. Арди ходил на двух ногах, что освобождало его руки для переноски еды, и самцы, которые несли пищу, по его словам, таким образом могли относить эту еду самкам. Они разработали способ ухаживать и приносить домой бекон. К этому этапу эволюции половой диморфизм также уменьшился, как и другие признаки конкуренции между самцами. В совокупности Лавджой написал в Наука , эти точки данных предполагают «серьезный сдвиг в жизненной стратегии, [который] преобразовал социальную структуру ранних гоминидов». Самцы и самки начали объединяться в пары, и папы научились поддерживать свои семьи.
Специалист по вычислениям из Университета Теннесси Сергей Гаврилец в мае завершил исследование того, как этот переход мог следовать законам естественного отбора. Это непростая головоломка. Гаврилец объясняет, что полигамная схема спаривания может привести к «порочному кругу», когда самцы тратят свое время и энергию на борьбу за самок. Группе могло бы стать лучше, если бы все разделились на счастливые гетеропары и занялись заботой о своих детях. Но как только вы начинаете войны за секс, эволюционный толчок поддерживает их. Поэтому Гаврилец создал компьютерную модель, чтобы увидеть, может ли любое движение к моногамии соответствовать тому, что мы знаем об эволюции. Он обнаружил, что это могло произойти из-за изменения предпочтений женщин в отношении партнеров, которые предлагают еду и заботу о детях. (Мужчины с низким рейтингом могут также предпочитать отношения с партнершами, которые не изменяли.)
Гаврилец говорит, что ему нужно проверить свою модель на соответствие еще нескольким теориям развития партнерских отношений в человеческом стиле, в том числе той, которая связана с изобретением приготовленной пищи. Но он, по крайней мере, доказал, что биология может привести к современной любви без какой-либо помощи со стороны закона или обычаев. «Культура появилась намного позже, — сказал он весной, — и только дополнила то, что уже было на месте».
Это одна идея, но изучение моногамии охватывает все виды. Другие больше интересовались культурой и обычаями. В январе ученый по имени Джо Хенрих опубликовал со своими коллегами отчет о том, как и почему система с одним партнером могла распространиться как социальная норма. В документе отмечается, что брачные обычаи — это не то же самое, что стратегии спаривания. (Однако они связаны между собой: мы склонны усваивать правила общества, в котором живем, поэтому «правильный поступок» становится наградой сам по себе.) Авторы утверждают, что когда общество становится достаточно большим и достаточно сложным, это выгодно для его культуры. поощрять моногамию или, по крайней мере, моногамность.
Почему? Потому что многоженство вызывает проблемы. Хенрих и др. рассматривают большое количество доказательств в поддержку утверждения о том, что многоженство оставляет многих мужчин неженатыми и склонными к рискованным и гневным действиям. Эти холостяки представляют угрозу: они увеличивают уровень преступности и конфликтов и снижают производительность. Например, в Китае с 1988 по 2004 год предпочтение детей мужского пола резко изменило соотношение полов. За это время количество неженатых мужчин почти удвоилось, как и преступность. В Индии уровень убийств зависит от соотношения мужчин и женщин в штатах страны. Используя эти и другие данные, авторы утверждают, что культура моногамии будет расти и процветать. Он был бы лучшим в своей нише.
com/_components/slate-paragraph/instances/cq-article-c09cf606ebdbfdb79dc6936fa5e81271-component-17@published»> Конечно, также возможно, что высокий уровень конфликтов приводит к случаям полигамии. Вальтер Шайдель указывает, что древний запрет на смешанные браки был приостановлен ближе к концу Пелопоннесской войны, когда погибло так много солдат, что потенциальных мужей стало не хватать. Это поднимает каверзный вопрос о том, как моногамия связана с войной: некоторые утверждают, что создание пар приводит к увеличению и укреплению армий и боеготовности людей. Хенрих и др. предполагают обратное, что мужчины с женами менее склонны идти на войну, что ослабляет деспотов и способствует демократии.Ответ может быть где-то посередине, как это часто бывает, когда речь идет о моногамии. В некоторых культурах эта практика превратилась в закон, а в других нет.