Тип личности диссоциативный – Диссоциативный тип личности | Про депрессию

14.01.202031.07.2019 alexxlab 0 Комментариев

Содержание

. Диссоциативные личности.

В настоящем разделе я несколько отклонюсь от существующих основных направлений психодинамической личностной диагностики, так как, насколько мне известно, эта книга будет первым учебником психоанализа, куда диссоциативная личность включена как просто еще один возможный тип структуры характера. В нашем столетии, примерно до 1980-х годов, расстройство в виде множественной личности и родственные ему структуры психики, базирующиеся на диссоциации, считались настолько редкими, что исключались из рассмотрения в ряду личностных типов и расстройств. Однако стало совершенно ясно, что многие люди часто диссоциируют и некоторые делают это настолько регулярно, что можно говорить о диссоциации как об их главном механизме функционирования в условиях стресса. Если бы множественная личность не была “патологией утаивания” (Gutheil, in Kluft, 1985), при которой пациент нередко не сознает существования других личностей и при которой доверие настолько проблематично, что даже части собственного “Я”, знающие о диссоциации, очень неохотно разглашают свой секрет, то мы бы уже давно знали, как идентифицировать и помогать диссоциативным пациентам.

Фактически, некоторые люди знали об этом уже давно. Обратной стороной того, что Фрейд рассматривал скорее проблемы созревания, чем травматизации, и репрессии, чем диссоциации, стало отдаление нас от изучения прекрасных образцов диссоциации, которые были доступны в конце XIX века. П. Жане (P. Janet, 1890), например, объяснял многие истерические симптомы участием диссоциативных процессов, недвусмысленно отвергая фрейдовское предпочтение репрессии в качестве главного объяснительного принципа. В Америке У. Джеймс и А. Бине серьезно интересовались диссоциацией. М. Принс (M. Prince, 1906) опубликовал свой детализированный случай диссоциативной “Мисс Бьючампс” (“Miss Beauchamps”) приблизительно в то же время, когда стали обращать внимание на “Толкование сновидений” (Freud, 1900), чье влияние просто затмило эффект этой публикации. С. Росс (C. Ross, 1989b) и Ф. Путнам (F. Putnam, 1989) посвятили свои работы захватывающей истории данного феномена и разнообразным этиологическим соображениям по этому поводу.

Терапевты, работавшие с диссоциативными клиентами, рассматривают множественность личности не как причудливую аберрацию, а как вполне понятную особого рода адаптацию индивида к его особенной истории — или синдром хронического посттравматического стресса, происходящего из детства (D. Spiegel, 1984). В этом отношении диссоциативная личность не отличается качественно от других типов структуры характера или патологии. По причине подробно описанных различий между диссоциированными состояниями собственного “Я” у индивидов, страдающих множественностью личности, это состояние воспринимается как своего рода сенсация^¹. Такие различия (субъективный возраст, сексуальная ориентация или предпочтения, системные заболевания, аллергии, ношение очков, электроэнцефалографическая картина, использование левой или правой руки, — в том числе при письме, — различные зависимости и языковые возможности) настолько впечатляющи, что люди считают нарушение в виде множественной личности наиболее экзотической душевной болезнью из всех, о которых раньше слышали. То же происходит и со многими терапевтами. Ни одно из описанных нарушений не вызывает столько споров по поводу того, существует ли оно само по себе или является ятрогенией, как множественная личность.

В данном контексте термин “множественная личность” не такой уж неподходящий. Исследование диссоциативных состояний и гипноза (диссоциативные индивиды действительно входят в спонтанные гипнотические трансы) обнаруживает замечательные способности человеческого организма и ставит захватывающие вопросы о сознании, функционировании мозга, интегративных и дисинтегративных ментальных процессах и скрытых возможностях. Однако клиницисты знают, что любой их диссоциативный пациент в большинстве отношений является обыкновенным человеком —

одним человеком сосвоим субъективным опытом различных “Я”^², чьи страдания совершенно реальны.

По моему мнению, недавние философские попытки разрешить проблему множественной личности имеют тенденцию к совершению принципиальной ошибки. Они основываются на мнении, что здесь действительно различаются разные личности, а не один человек с субъективным чувством множественности. Заметным исключением является работа Брауде (Braude, 1991).

Первым подробно описанным примером множественной личности в последние десятилетия (Thigpen & Clecley, 1957; Sizemore & Pittillo,1977; Sizemore,1989) стала Ева из “Трех лиц…” — псевдоним Кристины Костнер Сайзмор (Christine Costner Sizemore). Кристина, теперь вполне интегрированная женщина с впечатляющей энергетикой и достижениями, являет собой хороший пример высокофункционирующей диссоциативной личности. Примечательно, что первый страдающий от диссоциативного характера пациент, который обратился к терапевту в этот период, характеризовался значительным базальным доверием, силой Эго и постоянством объектов. Более нарушенные диссоциативные люди, даже если они подозревают у себя множественность, слишком боятся плохого обращения, чтобы допустить терапевта в свою удручающую внутреннюю жизнь — особенно на ранних этапах лечения

³. Известная пациентка Дж. Брейера “Анна О.” (Берта Паппенгейм), оказавшая большое влияние на историю психоанализа, — другой случай успешно функционирующей множественной личности. Брейер и Фрейд (1883—1885) рассматривали ее диссоциацию только как один из аспектов ее истерического страдания, но большинство современных диагностов считало бы ее в первую очередь диссоциативной, а не истерической личностью. Рассмотрим следующее описание. Существует два совершенно различных осознаваемых состояния, которые очень часто сменяли друг друга без предупреждения, и которые становились все более и более дифференцированными в ходе ее заболевания. Пребывая в одном из этих состояний, она распознавала свое окружение. Была меланхолична и тревожна, но относительно нормальна. В другом состоянии — галлюцинировала и была, так сказать, “непристойной”: оскорбляла людей и бросала в них подушками… Если что-то попадало в комнату или кто-нибудь входил или выходил из нее (во время другого состояния), она жаловалась, что “теряет” время и указывала на пробел в потоке ее сознательных мыслей… В те моменты, когда ее сознание было совершенно чисто, женщина страдала… от того, что имела два “Я” — одно настоящее, а другое злое, заставлявшее ее вести себя плохо. Эта замечательная женщина, после ее оборвавшегося лечения у Брейера, оставалась преданным и высоко эффективным социальным работником.

Разительный контраст с Кристиной Сайзмор и Бертой Паппенгейм составляют находящиеся на пограничном и психотическом уровне спектра безжалостно самодеструктивные и “полифрагментированные” пациенты, которые диссоциируют так автоматически и хаотически, что переживают сами себя в качестве индивидов, имеющих сотни “личностей”. Причем им кажется, что большинство из них обладает лишь некоторыми свойствами, непосредственно относящимися к некоторым текущим вопросам. К данной категории относится Т. Чейз (T. Chase, 1987), о которой так много писали в популярных изданиях, хотя, возможно, если бы ее терапевт не приложил столько стараний к опубликованию ее описания, может быть, она и не была бы такой расщепленной. Многие диссоциативные люди психотического уровня находятся в тюрьмах, а не в больницах для душевнобольных. Части их личности, которые насильничают и убивают, нередко под влиянием иллюзорного состояния сознания, рождаются в результате травматического абъюза, который и создает расщепление. Резонно также предположить, что другие люди с диссоциативной структурой психотического уровня примыкают к культам

⁴, которые узаконивают диссоциативный опыт — иногда к пользе их диссоциативных участников, а иногда — к явному вреду всех вовлеченных в них.

Существует интересная взаимная амбивалентность между психоаналитическим сообществом и терапевтами, которые возглавляют новейшее течение за распространение знаний о диссоциации. С одной стороны, аналитики понимают силу бессознательного лучше, чем терапевты большинства других направлений. Следовательно, идея о бессознательных других “личностях”, появившихся в результате травматизации, не требует от них сверхвоображения. Более того, они работают с клиентами по много лет, и за это время могут создаться условия для проявления частей собственного “Я”, амнезированных “личностью-хозяином”^⁵. Иными словами, вероятно, аналитики и аналитические терапевты чаще других профессионалов работают с людьми, обнаруживающими свою расщепленность, и более склонны принимать их всерьез.

⁶. И это способствовало развитию его последователями тенденции расценивать сообщения об инцесте и соблазнении в качестве фантазии. Собственная “теория соблазнения” Фрейда примыкает к проблеме, которая вновь обнаруживается при оценке сообщений жертв сексуального насилия: травма нарушает восприятие и создает почву для того, чтобы позже факты и фантазии смешивались.

Следуя этому предположению Фрейда, в добавление к привычке думать, терапевты, работающие в психодинамической традиции, иногда неправильно применяют понятия теории объектных отношений и, по-видимому, считают, что это переключение осознавания разных личностей происходит при поступлении сигнала об опасности. Но они более, чем другие специалисты, склонны интерпретировать подобные переключения не как повреждения осознавания, а как свидетельство примитивной защиты — расщепления. В результате, они часто обходят вопрос о различиях между расщеплением (сплиттингом) и диссоциацией.

Некоторые терапевты, занимающиеся “множественностью”, с трудом прощают Фрейду и фрейдистам недооценку частоты и деструктивности сексуального абъюза у детей. Некоторые также жалуются на влияние мыслителей типа Кернберга, из-за которого они путают диссоциацию со сплиттингом и вследствие этого неправильно диагносцируют многих пациентов с диссоциативной личностью как пограничных или шизофренических — ошибка, которая может стоить диссоциативному пациенту нескольких лет неверно направленного лечения. Специалисты по диссоциации (C.A. Ross, 1989) прямо сожалеют о том, что множество отчаявшихся людей было неправильно понято и даже получило повторную травму через много лет в результате ненужных медицинских процедур (большие дозы транквилизаторов, электрошок и т.д.). Критики исследователей диссоциации считают, что если специально искать, то можно найти “множественность” у каждого (D. Ross, 1992). Причуды психопатологии известны, особенно при состояниях, родственных истерии, где внушаемость играет огромную роль

⁷.

Я делаю столько комментариев, так как читатель, изучающий диссоциацию, обнаружит: хотя нарушение по типу множественной личности и другие диссоциативные состояния признаны настолько, что включены в последнее издание DSM, определенный полемизм все равно пронизывает работы как сторонников, так и критиков концепции диссоциации. В любой области следует ожидать сдвига парадигмы (Kuhn, 1970; Loewenstein & Ross, 1992). Я бы рекомендовала читателю, независимо от его теоретической ориентации, попытаться постигнуть феномен диссоциации, используя “чувственно близкий опыт” — проэмпатировать внутренним переживаниям человека, который чувствует и ведет себя так, как будто состоит из многих различающихся собственных “Я”.

studfiles.net

Диссоциация и диссоциативные личности: pd_v_np — LiveJournal

Со страницы http://pikabu.ru/story/dissotsiativnyie_lichnosti_1_4609896

Откликаясь на пост Сильный защитный механизм, опубликованный в Лиге психотерапии, рассказываем о том, что такое диссоциация и кто такие диссоциативные личности.

Цитируем по книге:
Мак-Вильямс Н. Психоаналитическая диагностика. Понимание структуры личности в клиническом процессе. – М: Независимая фирма «Класс», 2003. – 480 с.

Введение
Каждый из нас обладает характером. У большинства он не является «нарушенным», то есть таким, что стереотипы поведения препятствуют психологическому развитию или адаптации. Моё желание написать учебник по диагнозу характера развивалось постепенно, в течение нескольких лет преподавания психоаналитических концепций.

Я не верю, что можно научить какой-то особой «технике» психотерапии без понимания типа человека, к которому эта техника применяется.

Я полагаю, что самый надёжный способ прочувствовать диагностические положения – это исследовать свои собственные сферы (пограничные, психотические и невротические) и процессы, которые у некоторых превращаются в черты характера.

Нужно быть внимательным при оценке ситуационных и характерологических влияний. Утраты проявляют в характере латентные (скрытые) депрессивные стороны, угроза безопасности проявляет паранойяльность, битва за контроль способствует обсессивной жвачке, а сексуальная эксплуатация провоцирует истерию.

Мне кажется, что переименование диагнозов на современные – довольно пустое занятие. Говоря «саморазрушительный» вместо «мазохистический» или «театральный» вместо «истерический», авторы современных классификаций хотят избавиться от терминов, несущих в себе психоаналитическую нагрузку.

Но подобные замены бессмысленны для тех, кто думает аналитически и предполагает в формировании характера действие бессознательных процессов. С психоаналитической точки зрения, решающее значение в диагностике принадлежит данным переноса и контрпереноса.

Аналитический опыт предполагает следующее: хотя личность может быть существенно модифицирована путём терапии, она не может быть трансформирована. Иными словами, терапевт в состоянии помочь депрессивному клиенту быть менее деструктивным и неумолимо депрессивным, но он не может превратить его характер в истерический или шизоидный.

Диссоциативные личности

Эта книга будет первым учебником психоанализа, где диссоциативная личность (в русской психиатрии известна как чередующаяся личность) описана как один из возможных типов структуры характера. П. Жане объяснял многие истерические симптомы участием диссоциативных процессов, недвусмысленно отвергая фрейдовскую теорию вытеснения в качестве главного объяснительного принципа. В Америке У. Джемс и А. Бине серьёзно интересовались диссоциацией.

Терапевты, работавшие с диссоциативными клиентами, рассматривают множественность личности как адаптацию индивида к его собственной истории – или посттравматический синдром, происходящий из детства. В этом отношении диссоциативная личность не отличается качественно от других типов структуры характера или патологии. Множественная личность является «патологией утаивания», при которой пациент нередко не сознаёт существования других личностей и при которой доверие настолько проблематично, что даже части Я, знающие о диссоциации, неохотно разглашают свой секрет. Однако терапевтам известно, что любой их диссоциативный пациент в большинстве отношений является обыкновенным человеком – одним человеком со своим субъективным опытом различных Я.

Психоаналитик Р. Клафт является пионером в исследовании и лечении диссоциации. Его сотрудник рассказывал мне, что одним из первых случаев этого терапевта была успешная в семейном и социальном плане женщина, которая в течение нескольких лет проходила классический анализ. Однажды она вскочила и объявила, указывая на кушетку: «Может быть, она и верит в этот анализ, но не я!» Проявив замечательную проницательность, Р. Клафт произнёс: «Вернитесь на кушетку. Вы тоже проходите анализ».

Со стороны «переключения» чередующейся личности выглядят как изменения настроения. Неосведомлённый терапевт, к сожалению, склонен трактовать изменения в пациенте как аффективную лабильность или преходящую регрессию, даже когда в терапии проявляется довольно легко идентифицируемая часть (например, личность-испуганный ребёнок). Иногда одна личность говорит с терапевтом с глазу на глаз, а другая – по телефону после сеанса.

Люди, которые используют диссоциацию в качестве главного защитного механизма, являются виртуозами самогипноза. Не для каждого оказывается возможным в состоянии стресса перейти из одного состояния в другое – для этого нужно иметь определённый талант. Чтобы стать чередующейся личностью, нужно обладать конституциональной способностью входить в гипнотическое состояние.

Насколько я знаю, теория влечений ничего не предлагает для объяснения диссоциативного характера. Возможно, потому, что ко времени, когда психоаналитики обратили внимание на диссоциацию, господство теории драйвов уже закончилось. Однако в отношении аффекта картина достаточно ясна: диссоциативный человек полностью захвачен им и совершенно беспомощен перед необходимостью переработать его.

Главнейшими среди эмоций, которые провоцируют диссоциацию в травматической ситуации, являются предсмертный ужас и агрессия. Это же можно сказать про ярость, возбуждение, стыд и вину. Чем больше сильных и противоречивых эмоциональных состояний активизируется, тем труднее справиться с переживаниями без диссоциации.

Эмпирические исследования выявили абъюз в 97-98% случаев данного диагноза. Диссоциативные защиты, подобно другим защитам, в начале являются наилучшей возможной адаптацией незрелого организма к особенной ситуации. Позднее они становятся автоматическими и, следовательно, неадаптивными. Некоторые чередующиеся личности и во взрослом состоянии сохраняют диссоциацию навсегда – с момента начальной травмы, другие, в случае прекращения ненадлежащего обращения, достигают на длительное время или тонкого сотрудничества разных личностей, или доминирования в их субъективном мире одной части собственного Я (личности-«хозяина»).

Клинически типичным является прекращение очевидной диссоциации у индивида, когда он покидает семью, где воспитывался, и проявление её вновь, когда его сын или дочь достигают возраста, в котором родитель впервые подвергся ненадлежащему обращению (абъюз). Эта идентификационная связь с ребёнком обычно совершенно не осознаётся.

Другой частый триггер диссоциации у взрослых, чьи аутогипнотические тенденции временно бездействуют, — встреча с какими-либо обстоятельствами, которые бессознательно оживляют детскую травму.

Тщательно собирая анамнез, можно найти много мелких примеров диссоциации на протяжении всей взрослой жизни пациента. Но в терапию его приводят, как правило, неадаптивные диссоциативные реакции – потеря значительных промежутков времени, рассказы окружающих о вещах, про которые сам пациент ничего не помнит, и так далее. Часто на терапию является только одна часть личности. Пострадав от ненадлежащего обращения со стороны людей, которые должны были её защищать, чередующаяся личность не доверяет авторитетам и не приходит на терапию, ожидая, что полное раскрытие произойдёт только в её интересах.

Главное положение, о котором терапевту стоит помнить постоянно – «каждая из частей» и есть пациент. Даже самая неприятная личность, интроект мучителя, для пациента является ценной. Если части неочевидны, следует предположить, что они тоже слышат и видят происходящее, и обращаться к ним тоже. Фактически, работа похожа на семейную терапию, но только с одним клиентом, и этим клиентом является система, а не особо предпочитаемые её члены.

Чередующиеся личности совершенно не помнят часть своего опыта и болезненно переживают провалы в памяти. Диссоциирующие люди умеют «прикрывать» своё отклонение. Ещё в детстве они развивают технику двойной жизни и «легенд для прикрытия», и оказываются постоянно обвиняемыми во «лжи».

http://pikabu.ru/story/dissotsiativnyie_lichnosti_2_4609900
Детство диссоциативной личности

Определяющей чертой взаимоотношений в детстве у тех, кто становится характерологически диссоциативным, является абъюз – обычно сексуальный, но не только. Родители детей с чередующимся типом личности нередко и сами такие. Диссоциативные люди психотического уровня, пережившие абъюз, имеют субличности, которые насильничают и убивают. Иногда они реализуют себя в садистических субкультурах или вовлечены в культы, связанные с пытками, наблюдениями пыток и кровавыми жертвоприношениями.

Клафт на основании обширных клинических данных и систематических исследований разработал четырёхфакторную теорию этиологии множественной личности и глубоких диссоциаций. Во-первых, индивид одарён особым талантом и способен к гипнозу. Во-вторых, он подвергался глубокой травматизации. В-третьих, диссоциативные ответы пациента вознаграждаются в данной семье. В-четвёртых, на протяжении самого травматического эпизода и после него не было никакого утешения. Создаётся впечатление, что никто и никогда эмоционально не поддерживал диссоциативного ребёнка, не сочувствовал ему, не вытирал ему слёз и не объяснял расстраивающих переживаний. Типичным эмоциональным ответом на травму было наказание ещё большим абъюзом («А вот теперь тебе действительно будет от чего плакать!»).

Несмотря на нарушения эмоциональной сферы, отсутствие безопасности и неадекватность родительской заботы (которая, как можно ожидать, нарушает их способность к привязанности), диссоциативные пациенты вызывают глубокие чувства участия и нежности. Хотя они нередко вовлечены в садомазохистские отношения, они привлекают и понимающих, душевно щедрых друзей. В историях чередующихся личностей такие люди появляются один за другим – друг детства, с которым сохраняется близость на долгие годы, няня, которая чувствовала, что пациент отличается от «других шизофреников» в этой палате, любимый учитель, — те, кто пытается действовать с позиции добра.

Многие психопаты в детстве также были подвержены ненадлежащему обращению, но с противоположным исходом. Психопатом становится отвергаемый ребёнок, который пытается защищаться, превращаясь в хищника. Чередующейся личностью становится ребёнок, который имел хорошие ранние объекты (другие люди, какими мы помним их в душе, в теории радикалов это люди, у которых есть сильный эмотивный радикал в характере) в детстве и получал достаточно любви. Диссоциативные пациенты, в отличие от психопатов, ищут близких отношений. В литературе о диссоциации мне не встречалось никаких объяснений этому хорошо известному феномену (Нэнси Мак-Вильямс не знакома с теорией радикалов. Примечание ОВ).

Наиболее яркой чертой чередующейся личности является фрагментированное чувство Я. Каждое Я несёт в себе какие-то функции. В типичных случаях это личность-хозяин (она наиболее очевидна, чаще обращается за лечением и имеет склонность тревожиться и впадать в депрессию), детская личность, интроект личности садиста, личность-жертва, личность-защитник или помощник, а также части Я, предназначенные для реализации сильных желаний. «Хозяин» может знать всех, некоторых или никого из них. Это относится и к каждой из частей собственного Я.

С. Росс описал мировоззрение чередующихся личностей:
1. Различные части собственного Я являются разделёнными и разобщёнными.
2. Жертва несёт ответственность за абъюз.
3. Нельзя показывать гнев (неповиновение, критическое отношение, агрессию).
4. Прошлое – это настоящее.
5. Главная личность не может содержать воспоминания.
6. Я люблю своих родителей, но «она» их ненавидит.
7. Главная личность может быть наказана.
8. Я не могу доверять ни себе, ни другим.

Осознание диссоциации это путь к интеграции в одну личность. Литература последнего времени содержит обширную информацию о том, как получить доступ к частям личности и показать им существующие барьеры между частями Я. Значительная роль в этом процессе принадлежит арт-терапии.

Диссоциативная личность на приёме

Обычные невротики так укоренены в реальности, что для того, чтобы выявить их глубинные проекции, терапевт должен оставаться нейтральным. Тогда клиент проявляет тенденцию «приписывать» что-либо терапевту и в отсутствие доказательств можно проанализировать истоки «приписанного».

Типичным ходом событий с пациентами, имеющими недиагностированное диссоциативное расстройство, является ощущение смутного доброжелательного позитивного переноса со стороны личности-хозяина, за которым следует неожиданный кризис. Когда активизируется детская часть, пережившая ненадлежащее обращение, настоящее может ощущаться настолько похожим на прошлое, что развивается психотический перенос (например, уверенность человека в том, что терапевт готов совершить абъюз по отношению к нему-пациенту). Поскольку перенос затопляет, полезно, если терапевт будет несколько более «реальным», чем он бывает обычно. Многие клиницисты обнаруживают, что они делают это естественным образом.

Как уже отмечалось ранее, чередующиеся пациенты вызывают интенсивную ответную любовь, заботу и желание спасать их. Их ужасно хочется посадить на колени (особенно «детскую» часть) или забрать к себе домой. Чередующаяся личность может приводить в замешательство своим поведением, нарушающим нормальные границы между терапевтом и клиентом. Это имеет некоторый привкус инцеста.

Клиентов с нарушением в виде множественной личности действительно трудно контейнировать (термин из профессиональной практики психотерапевтов. Примечание ОВ). В конце каждой сессии они могут задерживаться и беседовать. Даже опытные практики сообщают, что их сессии с диссоциативными клиентами нередко выходят за временные рамки. Путнам (Putnam) предложил 90-минутные сессии отчасти благодаря данному феномену.

Ещё одна забавная контрпереносная реакция на диссоциативных людей – диссоциация. Когда я начала работать со своим первым чередующимся пациентом, я дважды вступила в Международное общество по изучению травмы и диссоциации, забыв о том, что я уже сделала это.

Росс описывает терапию таких пациентов как «долгую кратковременную терапию», имея в виду, что лечит их фокусировка на диссоциативных реакциях «здесь и теперь» в течение длительного времени. Чтобы делать такую работу, может быть, и не нужно заканчивать аналитический институт.

Полезно хотя бы немного овладеть гипнозом. Поскольку диссоциативные люди постоянно спонтанно входят в трансовые состояния, с ними невозможно работать без гипноза: или они делают это сами, или вы делаете это вместе. Сопротивление изучению гипнотических техник берёт начало в страхе авторитарных вмешательств. Это предубеждение. Имеет смысл научиться такой разновидности гипноза, как активное воображение, предполагающей сотрудничество (пациент говорит, как развивается образ и направляет терапевта).

Лишь немногие диссоциативные люди заявляют, придя на терапию, что их проблема заключается в диссоциации. Это состояние нужно предполагать. Данные, позволяющие предполагать диссоциативный процесс:
— знание о травме в прошлом
— семейная предрасположенность к тяжёлому алкоголизму или лекарственной зависимости
— амнезия (забывание) ранних школьных лет
— паттерны разрушительного поведения, загадочные для самого пациента
— жалобы на провалы в памяти, путаницу в датах или искажения во времени
— головные боли (чаще всего при «переключении» состояний)
— упоминание о себе не в первом лице, а «он», «она» или «мы»
— закатывание глаз или трансоподобное поведение
— голоса или шумы внутри головы
— неуспешное предыдущее лечение.
Конец цитаты.

В качестве иллюстрации, клип группы Город 312 «Невидимка», где визуализирована идея диссоциации. В человеке есть субличность, об активности которой он сам ничего не знает, потому что не помнит. Быть разным и противоречивым — это не диссоциация. Диссоциация — это забывать то, каким ты был (в словах, поступках, эмоциях) несколько минут назад.

В клипе это показано как деятельность «невидимки»:
https://youtu.be/ojf-oBFY63I

pd-v-np.livejournal.com

Диссоциативные личности: rorschach_club — LiveJournal

Диссоциативные личности

Цитируем по книге:

Мак-Вильямс Н. Психоаналитическая диагностика. Понимание структуры личности в клиническом процессе. – М: Независимая фирма «Класс», 2003. – 480 с.

Введение

Каждый из нас обладает характером. У большинства он не является «нарушенным», то есть таким, что стереотипы поведения препятствуют психологическому развитию или адаптации. Моё желание написать учебник по диагнозу характера развивалось постепенно, в течение нескольких лет преподавания психоаналитических концепций.

Диссоциативные личности

Хотя нарушение по типу множественной личности и другие диссоциативные состояния признаны настолько, что включены в последнее издание DSM, работы как сторонников, так и противников диссоциативной динамики пронизывает определённый полемизм. Существует интересная взаимная амбивалентность между психоаналитическим сообществом и терапевтами новейшего течения, распространяющими знания о диссоциации.

С одной стороны, аналитики понимают силу бессознательного лучше, чем терапевты большинства других направлений. Следовательно, идея о бессознательных «других личностях», появившихся в результате травматизации, не требует от них сверхвоображения. Фрейду было известно о феномене множественной личности. В «Я и Оно» (1923), при обсуждении идентификации с объектами, он экспромтом отмечает, что «возможно, секрет случаев, описанных как «множественная личность», состоит в том, что поочерёдно осознаются разные идентификации».

С другой стороны, аналитики унаследовали предпочтения Фрейда, который придавал фантазиям и их влиянию на развитие больше значения, чем травме и ненадлежащему обращению. Действительно, травма нарушает восприятие и создаёт почву для того, чтобы позже факты и фантазии смешивались, но психоаналитическая традиция расценивает рассказы об инцесте и соблазнении преимущественно как фантазии и полагает переключение осознавания разных личностей примитивной защитой – расщеплением.

Диагнозы пограничного и диссоциативного состояния не являются взаимоисключающими. Некоторых диссоциативных пациентов правильно относят к пограничному уровню, где преобладают проблемы сепарации-индивидуации, а расщеплению подвергаются и образы Я, и образы других. Диссоциативной их личность делают нарушения памяти.

У диссоциативных личностей невротического уровня расщеплён образ Я, а образы других воспринимаются целостными. Их психопатологию правильней определить как непримиримый интрапсихический конфликт.

Мне приходилось консультировать супругов таких людей. Несмотря на свою полную осведомлённость о диагнозе своего партнёра, они делали комментарии вроде: «А вчера она говорила прямо противоположное!» Знание того факта, что вчера их супруг говорил как бы из другого Я, превышало возможности их понимания.

Одна из моих любимых (недоказуемых) идей состоит в том, что Мэрилин Монро была диссоциативной личностью. Об этом свидетельствуют её магнетизм, исключительность и драматический талант, а также травматическая история, проблемы со временем и эксцентричность.

Детство диссоциативной личности

Многие психопаты в детстве также были подвержены ненадлежащему обращению, но с противоположным исходом. Психопатом становится отвергаемый ребёнок, который пытается защищаться, превращаясь в хищника. Чередующейся личностью становится ребёнок, который имел хорошие ранние объекты (другие люди, какими мы помним их в душе) в детстве и получал достаточно любви. Диссоциативные пациенты, в отличие от психопатов, ищут близких отношений. В литературе о диссоциации мне не встречалось никаких объяснений этому хорошо известному феномену. Возможно, если кто-то систематически подвергается ненадлежащему обращению со стороны родителей, он перверсивно ощущает свою значимость для преследователя, которую затем подтверждает в отношениях с другими людьми. Независимо от причин, люди с нарушением по типу чередующейся личности сильно привлекают других.

С. Росс описал мировоззрение чередующихся личностей:

1. Различные части собственного Я являются разделёнными и разобщёнными.

2. Жертва несёт ответственность за абъюз.

3. Нельзя показывать гнев (неповиновение, критическое отношение, агрессию).

4. Прошлое – это настоящее.

5. Главная личность не может содержать воспоминания.

6. Я люблю своих родителей, но «она» их ненавидит.

7. Главная личность может быть наказана.

8. Я не могу доверять ни себе, ни другим.

Росс раскрывает эти положения, приводя в пример убеждения:

— жертва несёт ответственность за абъюз

— конечно, я очень плохая, иначе этого бы не случилось

— если бы я была совершенной, этого бы не случилось

— я заслуживаю наказания за свою злость

— я никогда не чувствую злости, это «она» злая

— она заслуживает наказания за то, что позволила с собой так обращаться

— она заслуживает наказания за то, что показывает свою злость.

Диссоциативная личность на приёме

В противоположность этому диссоциативные индивиды (даже невротического уровня) полагают, что текущая реальность – это только передышка от более зловещей «настоящей» реальности – надругательств, покинутости, мучений. Мир диссоциативного индивида настолько пропитан переносами, что терапевт едва успевает интерпретировать противоречия между ними. Наиболее выразительную черту переноса диссоциированных клиентов составляет то, что его всегда очень много.

Типичным ходом событий с пациентами, имеющими недиагностированное диссоциативное расстройство, является ощущение смутного доброжелательного позитивного переноса со стороны личности-хозяина, за которым следует неожиданный кризис. Когда активизируется детская часть, пережившая ненадлежащее обращение, настоящее может ощущаться настолько похожим на прошлое, что развивается психотический перенос (например, что терапевт готов изнасиловать, мучить, бросить пациента). В историях болезни чередующихся личностей часто упоминаются электрошок, неподходящее медикаментозное лечение, гипердиагностика шизофрении и большие транквилизаторы, усугубляющие диссоциацию. Но терапевту, который понимает, что происходит, кризис даёт знак о начале восстановительного процесса.

Поскольку перенос затопляет, полезно, если терапевт будет несколько более «реальным», чем он бывает обычно. Многие клиницисты обнаруживают, что они делают это естественным образом – борясь с чувством вины за отход от ортодоксальной техники психоанализа.

Клиентов с нарушением в виде множественной личности действительно трудно контейнировать. В конце каждой сессии они могут задерживаться и беседовать. Даже опытные практики сообщают, что их сессии с диссоциативными клиентами нередко выходят за временные рамки. Путнам (Putnam) предложил 90-минутные сессии отчасти благодаря данному феномену.

С диссоциативными людьми особенно важен правильный диагноз. Когда я училась, мне говорили: если клиент сообщает о том, что слышит голоса, он предположительно является психотиком, органическим пациентом или шизофреником. Меня не учили спрашивать, слышатся ли голоса изнутри или снаружи головы. В 1970-х ещё не был известен этот элементарный способ различения посттравматического галлюцинаторного состояния и психотической декомпенсации.

— знание о травме в прошлом

— семейная предрасположенность к тяжёлому алкоголизму или лекарственной зависимости

— амнезия (забывание) ранних школьных лет

— паттерны разрушительного поведения, загадочные для самого пациента

— жалобы на провалы в памяти, путаницу в датах или искажения во времени

— головные боли (чаще всего при «переключении» состояний)

— упоминание о себе не в первом лице, а «он», «она» или «мы»

— закатывание глаз или трансоподобное поведение

— голоса или шумы внутри головы

— неуспешное предыдущее лечение.

Если рассматривать диссоциативные переключения как лабильность настроения, клиента можно принять за шизоаффективного или биполярного на психотическом уровне. Главное, что отличает диссоциативных пациентов от психотиков, это их объектные отношения. Подлинно шизофренические люди обладают лишёнными живости, уплощёнными связями с другими. Их отход от реальности и отношений обычно начинается в подростковом возрасте и незаметно прогрессирует ко всё более полной изоляции в взрослые годы. Маниакально-депрессивные и шизоаффективные индивиды демонстрируют перемены настроения без нарушений памяти.

Существует некоторое перекрытие между истерической и диссоциативной психопатологией. Исходный темперамент и тех и других, скорее всего, один и тот же, но у чередующихся личностей ненадлежащее обращение в детстве носило характер физической (сексуальной) травмы, а у истериков — эмоциональной.

* * *

ПРИ ПЕРЕПЕЧАТКЕ И ИСПОЛЬЗОВАНИИ МАТЕРИАЛОВ УКАЗАНИЕ НА ТИПОГРАФСКОЕ ИЗДАНИЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО.

Пожалуйста, уважайте закон «Об авторском праве и смежных правах» в редакции Федерального Закона от 20 июля 2004 года №72-ФЗ, который гласит следующее:

«Статья 19. Использование произведения без согласия автора и без выплаты авторского вознаграждения.

rorschach-club.livejournal.com

Расстройство множественной личности (диссоциативное расстройство личности).

Диссоциативное расстройство личности (расщепление, раздвоение) — расстройство, поражающее своей необычностью и приводящее к тяжелым последствиям, как мы можем это видеть в случае с Эриком.

Находившейся в полубессознательном состоянии и страдавший от последствий избиения, 29-летний Эрик был обнаружен 9 февраля бродящим по одному из торговых центров города Дейтон-Бич… Перемещенный шесть недель спустя в Центр человеческих ресурсов (Human Resources Center) Дейтон-Бич, Эрик начал разговаривать с врачами двумя голосами: детским голосом «маленького Эрика», глуповатого и запуганного ребенка, и размеренным голосом «повзрослевшего Эрика», который поведал историю о различных ужасах и насилии, учиненном над ним в детстве. Согласно «повзрослевшему Эрику», после того как умерли его родители, эмигрировавшие из Германии, жестокий отчим и его любовница увезли Эрика из родной Южной Каролины в укромное место среди болот Флориды, где скрывались торговцы наркотиками. Эрик сказал, что он был изнасилован несколькими членами шайки и видел, как его отчим убил двух человек.

Однажды в конце марта взволнованный консультант центра стал свидетелем того, как лицо Эрика исказилось в страшной гримасе. Эрик издал чудовищный рык и начал выкрикивать одну непристойность за другой. «Это было похоже на кадры из фильма «Изгоняющий дьявола» (The Exorcist), — говорит Малком Грэм, психолог, курировавший этот случай. — Это было наиболее бурное проявление чувств, которое я когда-либо наблюдал у пациента». Обнаружение новой личности, которая дерзко потребовала, чтобы ее называли Марком, стало первым признаком того, что Грэм имеет дело с редким и серьезным эмоциональным расстройством: диссоциативным расстройством личности…

В последующие недели заявили о себе и другие манифестации Эрика: Дуайт, тихий мужчина средних лет; слепой и немой истерик Джеффри; Майкл, надменный жокей; кокетливая Тиан, которую Эрик считал шлюхой; и любящий поспорить Филлип, адвокат. «Филлип постоянно спрашивал о правах Эрика, — говорит Грэм. — Он был несколько надоедлив. Говоря по правде, Филлип стал для меня сущим наказанием».

К изумлению Грэма, Эрик постепенно обнаружил в себе 27 различных личностей, включая трех женщин… Их возраст колебался в очень широких пределах: от эмбриона до омерзительного старика, который пытался убедить Эрика отправиться наемником на Гаити. Во время одного терапевтического сеанса, сообщает Грэм, Эрик за час успел переключиться с одной личности на другую 9 раз. «Мне казалось, я теряю контроль за ходом сеанса, — говорит психолог, имеющий 11 -летний опыт клинической практики. — Некоторые личности не желали со мной разговаривать, а другие были исключительно проницательны, прекрасно разбираясь не только в поведении Эрика, но и в моем собственном» (Time, October 25, 1982, p. 70).

У человека, страдающего расстройством множественной личности (расщеплением личности), формируются две различные личности или более, часто называемые субличностями (или альтернативными личностями), каждая из которых обладает уникальным набором характеристик памяти, поведения, мышления и эмоций (см. Контрольный перечень DSM-IV). В тот или иной момент времени одна из субличностей начинает играть главенствующую роль, направляя все интеракции человека. Обычно одна из них, ведущая личность (primary personality), или хозяин (host), обнаруживает себя чаще, чем другие.

Расстройство множественной личности — диссоциативное расстройство, при котором у человека формируются две различные личности или более. Другое название — диссоциативное расстройство личности.

Субличности — различные личности, обнаруживаемые у лиц, страдающих диссоциативным расстройством личности. Другое название — альтернативные личности.

Переход от одной субличности к другой, часто называемый переключением (switching), обычно происходит внезапно (АРА, 1994; Dell & Eisenhower, 1990). К примеру, у Эрика при смене одной личности другой исказилось лицо, он зарычал и начал выкрикивать непристойности. Переключение обычно бывает спровоцировано каким-то стрессовым событием (АРА, 1994), хотя клиницисты могут вызвать это изменение и посредством гипнотического внушения (Smith, 1993; Brende & Rinsley, 1981).

Большинство клиницистов полагают, что диссоциативное расстройство личности — явление крайне редкое, хотя последние данные позволяют предположить, что оно, возможно, более распространено, чем считалось когда-то (АРА, 1994; Kluft, 1991). Большая часть случаев диагностируется в позднем подростковом возрасте или в ранней молодости, но симптомы обычно начинают проявляться в раннем детстве после эпизодов насилия, как правило, до 5-летнего возраста (Ross et al., Sachs, 1986). Исследования показывают, что 97% пациентов с этим расстройством могли подвергаться физическому, часто сексуальному, насилию в ранние годы своей жизни (Ross et al., 1991, 1990, 1989; Dell & Eisenhower, 1990). Женщинам ставят этот диагноз по меньшей мере в три раза чаще, чем мужчинам (АРА, 1994).

Крупным планом

Подавленные воспоминания детства или синдром ложной памяти?

В последние годы внимание общественности привлекли сообщения, касавшиеся подавленных воспоминаний о насилии, которому люди подвергались в детстве. Взрослые с этим типом диссоциативной амнезии, по-видимому, вспоминают погребенные в памяти случаи сексуального или физического насилия, произошедшие в их детские годы. Например, женщина может заявить, что она неоднократно подвергалась сексуальным домогательствам со стороны своего отца, когда ей было 5-7 лет. Или молодой человек может вспомнить, что друг их семьи несколько раз приставал к нему с сексуальными намерениями, когда он был совсем маленьким. Часто подавленные воспоминания обнаруживают себя во время терапии, направленной на устранение какой-то другой проблемы, например, расстройства аппетита или депрессии (Gudjonsson, 1997).

<Ранние воспоминания. Исследования показывают, что на нашу память о событиях раннего детства могут влиять воспоминания членов семьи, наши сновидения, сюжеты теле- и кинофильмов и наши нынешние представления о самих себе.>

По этому вопросу существуют прямо противоположные точки зрения (Brandon et al, 1998; Schooler, 1996, 1994). Некоторые считают, что восстановленные воспоминания представляют собой именно то, за что их хотят выдать, — тягостные воспоминания о насилии, которые были погребены в течение многих лет в сознании человека. Другие полагают, что эти воспоминания в действительности иллюзии — ложные образы, созданные сбитыми с толку людьми. Сейчас даже существует организация под названием Фонд синдрома ложных воспоминаний (False Memory Syndrome Foundation), которая помогает людям, утверждающим, что их ложно обвиняют в насилии.

Клиницисты также придерживаются противоположных мнений по этому вопросу (Pope & Brown, 1996; Toglia, 1996). Те, кто верит в подавленные воспоминания о насилии над ребенком, указывают, что в США по меньшей мере 200-300 тысяч детей ежегодно становятся жертвами сексуального насилия. Этот страшный опыт может создавать предпосылки для диссоциативной амнезии. Некоторые исследования фактически показывают, что от 18 до 59% жертв сексуального насилия испытывают трудности с припоминанием по крайней мере некоторых деталей травматических событий (Coons et al., 1997; Horn, 1993).

Другие клиницисты отвергают возможность подавленных воспоминаний. Они замечают, что подробности сексуального насилия в детские годы обычно вспоминаются очень хорошо и не изглаживаются из памяти полностью (Loftus, 1997, 1993; АРА, 1996). Они также указывают, что память в целом едва ли можно считать надежной. Даже припоминая такие трагические события, как взрыв космического челнока «Челленджер», люди давали неточные описания того, где они были во время этого происшествия или кто сообщил им о нем. Если память в целом столь ущербна, разумеется, могут возникнуть вопросы и в отношении надежности восстановленных воспоминаний.

Если оживление воспоминаний детства не то, чем его хотят представить, тогда что же за ним стоит? Согласно противникам этой концепции, оно может быть не чем иным, как следствием внушения (Loftus, 1997). Эти теоретики полагают, что клиническое и общественное внимание, уделяемое данному предмету, приводит к тому, что некоторые терапевты ставят диагноз, не подкрепленный достаточным количеством доказательств (Frankel, 1993). Подобные терапевты могут активно выискивать указания на раннее сексуальное насилие в сообщениях некоторых пациентов. Они могут даже побуждать своих пациентов обнаруживать подавленные воспоминания (Ganaway, 1989). Выясняется, что некоторые из этих терапевтов используют специальные приемы восстановления памяти, включающие в себя гипноз, регрессию в ходе терапии, ведение дневника, истолкование сновидений и органических симптомов (Lindsay, 1996, 1994; Lindsay & Read, 1994). Возможно, что пациенты идут у них на поводу и неосознанно формируют ложные воспоминания о насилии. Эти кажущиеся воспоминания могут затем стать хорошо знакомыми пациенту, в результате неоднократных терапевтических обсуждений якобы имевших место инцидентов (Loftus, 1997; Belli et al., 1992). Короче говоря, восстановленные воспоминания могут в действительности быть ятрогенными — непреднамеренно вызванными терапевтом.

Конечно, подавленные воспоминания о сексуальном насилии в детстве возникают не только в клинической обстановке. Многие люди заявляют о них по собственной инициативе. Противники концепции подавленных воспоминаний объясняют эти случаи обилием популярных книг, статей и телепередач, недвусмысленно поддерживающих возможность оживления подавленных воспоминаний (Loftus, 1993). Несколько книг даже инструктируют читателей в отношении диагностики подавленных воспоминаний о сексуальном насилии. Зачастую они указывают на симптомы, которые являются довольно распространенными, а вовсе не клиническими (Tavris, 1993). Читатели, обнаружившие у себя несколько таких симптомов, могут начать выискивать подавленные воспоминания.

Важно понять, что споры вокруг подавленных воспоминаний детства ни в коем случае не связаны с проблемой сексуального насилия над детьми (АРА, 1996; Pope & Brown, 1996). И защитники, и противники данной теории одинаково озабочены тем, что общественность может расценить эти споры как сомнения клиницистов в масштабе проблемы. Каким бы ни был результат споров вокруг подавленных воспоминаний, проблема сексуального насилия над детьми является, к сожалению, слишком реальной и слишком распространенной.

Субличности

Характер отношений между субличностями или их взаимного узнавания варьируется от одного случая к другому. Однако, как правило, различают три вида отношений. При взаимно амнестических (mutually amnestic) отношениях субличности ничего не знают друг о друге (Ellenberger, 1970). Наоборот, в случае взаимной осведомленности (mutually cognizant pattern) каждая субличность имеет ясное представление об остальных. Они могут слышать голоса друг друга и даже вести между собой разговоры. Некоторые находятся в хороших отношениях тогда как иные терпеть не могут друг друга. При односторонне амнестических (one-way amnestic) отношениях, наиболее распространенном случае, некоторые субличности осведомлены о существовании других, но эта осведомленность не является взаимной. При односторонне амнестических отношениях осведомленная личность, называемая со-осознающей (coconscious) личностью, является «невозмутимым наблюдателем», который следит за действиями и мыслями других субличностей, но не вступает с ними в контакт. Иногда, несмотря на присутствие другой субличности, со-осознающая субличность напоминает о себе с помощью таких косвенных средств, как слуховые галлюцинации (возможно, подающий команды голос) или «автоматическое письмо» (активная в данный момент личность может вдруг начать писать какие-то слова — процесс, который она не контролирует).

Исследователи ранее полагали, что при расщеплении личности у человека обычно обнаруживают себя две или три субличности. Однако современные исследования показывают, что среднее число субличностей намного выше: 15 для женщин и 8 для мужчин (АРА, 1994; Ross et al., 1989). Более того, известны случаи, при которых наблюдались 100 или более субличностей (АРА, 1994). Часто субличности появляются группами, состоящими из 2-3 человек.

<Вопросы для размышления. Женщинам диагноз расщепления личности ставят немного чаще, чем мужчинам. Каковы могут быть причины подобного различия между полами?>

В случае «Евы Уайт», ставшей известной благодаря книге «Три лица Евы» и одноименному кинофильму, в одной женщине уживались три личности: Ева Уайт, Ева Блэк и Джейн (Thigpen & Cleckley, 1957). Ева Уайт, ведущая личность, была тихой и серьезной, Ева Блэк — беспечной и озорной, а Джейн отличалась выдержанностью и умом. Согласно книге, эти три субличности в конце концов слились в Эвелин, устойчивую личность, которая действительно объединяла в себе три другие.

Однако книга была неточна; на этом расщепление Евы не закончилось. В автобиографии, написанной 20 лет спустя, она призналась, что всего за ее жизнь обнаружили себя 22 субличности, включая девять, появившихся после Эвелин. Обычно они появлялись группами по 3 человека, и, очевидно, поэтому авторы книги «Три лица Евы» ничего не знали о ее предшествующих или последующих субличностях. Теперь она вылечилась от своей болезни, у нее сформировалась одна, устойчивая личность, и в течение более 20 лет она известна как Крис Сайзмор (Sizemore & Huber, 1988).

Подобно тому как это имело место в случае Крис Сайзмор, субличности часто разительно отличаются друг от друга по своим личностным качествам. Кроме того, они могут иметь собственные имена и различаться по своим жизненным характеристикам (vital statistics), способностям, предпочтениям и даже физиологическим реакциям (Alpher, 1992; Dell & Eisenhower, 1990).

Жизненные характеристики. Субличности могут различаться по таким базовым показателям, как возраст, пол, расовая принадлежность и семейное прошлое, как это было в известном случае с Сибил Дорсетт (Dorsett). Расщепление личности Сибил было описано в художественной форме (в романе «Сибил»), но и терапевт, и пациентка утверждают, что в книге все соответствует действительности (Borch-Jacobsen, 1997; Schreiber, 1973). Сибил обнаружила в себе 17 субличностей, каждая из которых имела различные идентификационные характеристики. Среди них были взрослые, подросток и малышка по имени Рути; двое были мужчинами, которых звали Майк и Сид. Каждая из субличностей Сибил имела собственное представление о себе и других субличностях. Например, субличность по имени Вики считала себя привлекательной блондинкой, тогда как другая, Пегги Лу, описана как дурнушка с приплюснутым носом. Мэри была полной и темноволосой, а Ванесса отличалась высоким ростом, рыжими волосами и стройной фигурой. Оливковая кожа и карие глаза Майка контрастировали со светлой кожей и голубыми глазами Сида.

<Сумасшествие на экране. Один из самых известных кинематографических персонажей, страдавших расщеплением личности, Норман Бейтс (фильм «Психоз») с ужасом обнаруживает, что его мать (фактически его субличность) зарезала в душе женщину.>

Способности и предпочтения. Хотя при диссоциативной амнезии или фуге память на информацию абстрактного или универсального характера обычно не страдает, при расщеплении личности она может <…> в себе такие личности (Frick, 1995; Merskey, 1995, 1992).

Ятрогенное расстройство — расстройство, непреднамеренно вызванное врачом.

Эти аргументы, по-видимому, подтверждают тот факт, что многие случаи впервые привлекают к себе внимание в тот момент, когда пациент уже проходит лечение по поводу какой-то менее серьезной проблемы (Allison, 1978). Но не всегда: многие люди обращаются за помощью только после того, как замечают, что их жизнь отмечена провалами во времени, или после того, как родственники и друзья наблюдали за появлением субличностей (Schacter, 1989; Putnam, 1988, 1985).

Число людей, которым ставят диагноз диссоциативное расстройство личности, растет. Хотя это расстройство по-прежнему является редкостью, только в США и Канаде были выявлены тысячи случаев (Merskey, 1995; Ross et al., 1989). Его распространение можно объяснить по крайней мере двумя факторами. Во-первых, все большее число клиницистов теперь полагают, что это расстройство действительно существует, в результате чего они стремятся его диагностировать (French, 1987). Вторым фактором может быть увеличение точности диагностических процедур. Большую часть XX века одним из самых любимых диагнозов в клинической области была шизофрения (Rosenbaum, 1980). Он ставился (часто неправильно) в случае всевозможных необычных и загадочных видов патологии, в число которых могло входить и диссоциативное расстройство личности. Теперь же, при наличии более жестких критериев последних редакций DSM, диагносты проявляют осторожность при использовании термина «шизофрения», вследствие чего диагностируется больше случаев диссоциативного расстройства личности (Spiegel, 1994; French, 1987). Кроме того, в последнее время были разработаны несколько диагностических тестов, помогающих выявить диссоциативное расстройство личности (Steinberg & Hall, 1997; Mann, 1995).

<Ева впоследствии. Крис Сайзмор, героиня книги «Три лица Евы» и одноименного фильма, теперь известный писатель, художник и лектор по вопросам психического здоровья. На ее многочисленных портретах запечатлены различные субличности, которых она в себе обнаружила.>

Крупным планом

Виновен или не виновен?

В 1979 году Кеннет Бьянки (Kenneth Bianchi), один из двух мужчин, известных как «душители с холмов», был обвинен в изнасиловании и убийстве нескольких женщин в районе Лос-Анджелеса. Бьянки отвергал предъявленные ему обвинения, а во время гипнотического сеанса обнаружила себя еще одна личность по имени Стив. Стив заявил, что это он, а не Кеннет, совершил преступления.

Бьянки требовал признать его невиновным на основании невменяемости, но суд не принял во внимание утверждение убийцы, что он страдает диссоциативным расстройством личности. Вторая личность, как указал государственный обвинитель, появилась только во время гипноза, после того как Бьянки сказали, что эта процедура может выявить еще одну часть его существа. Бьянки был признан виновным в преступлениях.

<Вопросы для размышления. Каким был бы справедливый судебный вердикт, если бы расстройство Бьянки было признано истинным? Не могут ли широко освещающиеся в СМИ разбирательства, подобные этому, влиять на других людей, вселяя в них веру в то, что они страдают расщеплением личности? Более четверти всех людей, обвиняемых в убийстве, заявляют, что не помнят о своих преступлениях (Noll & Turkington, 1994). Почему убийца может страдать амнезией?>

Резюме

Память играет ключевую роль в нашем функционировании, связывая прошлое, настоящее и будущее.

Диссоциативные расстройства. Люди с диссоциативными расстройствами страдают от серьезных нарушений памяти, не вызванных явными физическими причинами. Как правило, одна часть памяти диссоциируется, или отделяется, от другой. Люди с диссоциативной амнезией внезапно оказываются не в состоянии припомнить важную личностную информацию или какие-то события, произошедшие с ними в прошлом. Люди с диссоциативной фугой не только забывают, кто они такие, но убегают в какое-то незнакомое место и могут вообразить себя новой личностью.

Диссоциативное расстройство множественной личности. При этом варианте диссоциативного расстройства, «расщеплении личности», люди обнаруживают в себе две или более различных субличности. Субличности часто находятся в сложных отношениях друг с другом и обычно различаются по своим жизненным характеристикам, способностям, предпочтениям и даже по физиологическим реакциям. В последние годы увеличивается число людей, которым ставят этот диагноз.

studfiles.net

15. Диссоциативные личности | Компью́терная томогра́фия

В настоящем разделе я несколько отклонюсь от существующих основных направлений психодинамической личностной диагностики, так как, насколько мне известно, эта книга будет первым учебником психоанализа, куда диссоциативная личность включена как просто еще один возможный тип структуры характера. В нашем столетии, примерно до 1980-х годов, расстройство в виде множественной личности и родственные ему структуры психики,базирующиеся на диссоциации, считались настолько редкими, что исключались из рассмотрения в ряду личностных типов и расстройств. Однако стало совершенно ясно, что многие люди часто диссоциируют и некоторые делают это настолько регулярно, что можно говорить о диссоциации как об их главном механизме функционирования в условиях стресса. Если бы множественная личность не была «патологией утаивания» (Gutheil, in Kluft, 1985), при которой пациент нередко не сознает существования других личностей и при которой доверие настолько проблематично, что даже части собственного «Я», знающие о диссоциации, очень неохотно разглашают свой секрет, то мы бы уже давно знали, как идентифицировать и помогать диссоциативным пациентам.

Фактически, некоторые люди знали об этом уже давно. Обратной стороной того, что Фрейд рассматривал скорее проблемы созревания, чем травматизации, и репрессии, чем диссоциации, стало отдаление нас от изучения прекрасных образцов диссоциации, которые были доступны в конце XIX века. П. Жане (P. Janet, 1890), например, объяснял многие истерические симптомы участием диссоциативных процессов, недвусмысленно отвергая фрейдовское предпочтениерепрессии в качестве главного объяснительного принципа. В Америке У. Джеймс и А. Бине серьезно интересовались диссоциацией. М. Принс (M. Prince, 1906) опубликовал свой детализированный случай диссоциативной «Мисс Бьючампс» («Miss Beauchamps») приблизительно в то же время, когда стали обращать внимание на «Толкование сновидений» (Freud, 1900), чье влияние просто затмило эффект этой публикации. С. Росс (C. Ross, 1989b) и Ф. Путнам (F. Putnam, 1989) посвятили свои работы захватывающей истории данного феномена и разнообразным этиологическим соображениям по этому поводу.

Терапевты, работавшие с диссоциативными клиентами, рассматривают множественность личности не как причудливую аберрацию, а как вполне понятную особого рода адаптацию индивида к его особенной истории — или синдром хронического посттравматического стресса, происходящего из детства (D. Spiegel, 1984). В этом отношении диссоциативная личность не отличается качественно от других типов структуры характера или патологии. По причине подробно описанных различий между диссоциированными состояниями собственного «Я» у индивидов, страдающих множественностью личности, это состояние воспринимается как своего рода сенсация*. Такие различия (субъективный возраст, сексуальная ориентация или предпочтения, системные заболевания, аллергии, ношение очков, электроэнцефалографическая картина, использование левой или правой руки, — в том числе при письме, — различные зависимости и языковые возможности) настолько впечатляющи, что люди считают нарушение в виде множественной личности наиболее экзотической душевной болезнью из всех, о которых раньше слышали. То же происходит и со многими терапевтами. Ни одно изописанных нарушений не вызывает столько споров по поводу того, существует ли оно само по себе или является ятрогенией, как множественная личность.

В данном контексте термин «множественная личность» не такой уж неподходящий. Исследование диссоциативных состояний и гипноза (диссоциативные индивиды действительно входят в спонтанные гипнотические трансы) обнаруживает замечательные способности человеческого организма и ставит захватывающие вопросы о сознании, функционировании мозга, интегративных и дисинтегративных ментальных процессах и скрытых возможностях. Однако клиницисты знают, что любой их диссоциативный пациент в большинстве отношений является обыкновенным человеком — одним человеком со своим субъективным опытом различных «Я»*, чьи страдания совершенно реальны.

По моему мнению, недавние философские попытки разрешить проблему множественной личности имеют тенденцию к совершению принципиальной ошибки. Они основываются на мнении, что здесь действительно различаются разные личности, а не один человек с субъективным чувством множественности. Заметным исключением является работа Брауде (Braude, 1991).

Первым подробно описанным примером множественной личности в последние десятилетия (Thigpen & Clecley, 1957; Sizemore & Pittillo,1977; Sizemore,1989) стала Ева из «Трех лиц.» — псевдоним Кристины Костнер Сайзмор (Christine Costner Sizemore). Кристина, теперь вполне интегрированная женщина с впечатляющей энергетикой и достижениями, являет собой хороший пример высокофункционирующей диссоциативной личности. Примечательно, что первый страдающий от диссоциативного характера пациент, который обратился к терапевту в этот период, характеризовался значительным базальным доверием, силой Эго и постоянством объектов. Более нарушенные диссоциативные люди, даже если они подозревают у себя множественность, слишком боятся плохого обращения, чтобы допустить терапевта в свою удручающую внутреннюю жизнь — особенно на ранних этапах лечения**. Известная пациентка Дж. Брейера «Анна О.» (Берта Паппенгейм), оказавшая большое влияние на историю психоанализа, — другой случай успешно функционирующей множественной личности. Брейер и Фрейд (1883-1885) рассматривали ее диссоциацию только как один из аспектов ее истерического страдания, но большинство современных диагностов считало бы ее в первую очередь диссоциативной, а не истерической личностью. Рассмотрим следующее описание. Существует два совершенно различных осознаваемых состояния, которые очень часто сменяли друг друга без предупреждения, и которые становились все более и более дифференцированными в ходе ее заболевания. Пребывая в одном из этих состояний, она распознавала свое окружение. Была меланхолична и тревожна, но относительно нормальна. В другом состоянии — галлюцинировала и была, так сказать, «непристойной»: оскорбляла людей и бросала в них подушками. Если что-то попадало в комнату или кто-нибудь входил или выходил из нее (во время другого состояния), она жаловалась, что «теряет» время и указывала на пробел в потоке ее сознательных мыслей. В те моменты, когда ее сознание было совершенно чисто, женщина страдала. от того, что имела два «Я» — одно настоящее, а другое злое, заставлявшее ее вести себя плохо. Эта замечательная женщина, после ее оборвавшегося лечения у Брейера, оставалась преданным и высоко эффективным социальным работником.

Разительный контраст с Кристиной Сайзмор и Бертой Паппенгейм составляют находящиеся на пограничном и психотическом уровне спектра безжалостно самодеструктивные и «полифрагментированные» пациенты, которые диссоциируют так автоматически и хаотически, что переживают сами себя в качестве индивидов, имеющих сотни «личностей». Причем им кажется, что большинство из них обладает лишь некоторыми свойствами, непосредственно относящимися к некоторым текущим вопросам. К данной категории относится Т. Чейз (T. Chase, 1987), о которой так много писали в популярных изданиях, хотя, возможно, если бы ее терапевт не приложил столько стараний к опубликованию ее описания,может быть, она и не была бы такой расщепленной. Многие диссоциативные люди психотического уровня находятся в тюрьмах, а не в больницах для душевнобольных. Части их личности, которые насильничают и убивают, нередко под влиянием иллюзорного состояния сознания, рождаются в результате травматического абъюза, который и создает расщепление. Резонно также предположить, что другие люди с диссоциативной структурой психотического уровня примыкают к культам*, которые узаконивают диссоциативный опыт — иногда к пользе их диссоциативных участников, а иногда — к явному вреду всех вовлеченных в них.

Существует интересная взаимная амбивалентность между психоаналитическим сообществом и терапевтами, которые возглавляют новейшее течение за распространение знаний о диссоциации. С одной стороны, аналитики понимают силу бессознательного лучше, чем терапевты большинства других направлений. Следовательно, идея о бессознательных других «личностях», появившихся в результате травматизации, не требует от них сверхвоображения. Более того, они работают с клиентами по много лет, и за это время могут создаться условия для проявления частей собственного «Я», амнезированных «личностью-хозяином»**. Иными словами, вероятно, аналитики и аналитические терапевты чаще других профессионалов работают с людьми, обнаруживающими свою расщепленность, и более склонны принимать их всерьез.

С другой стороны, аналитики унаследовали объяснительные предпочтения Фрейда, который уделял травме и покушениям меньше внимания, чем фантазиям и их влиянию на развитие. Забавно, что Фрейд очень мало сказал о нарушении в виде множественной личности — о состоянии, которое было распознано в то время несколькими психиатрами, которых он почитал***. И это способствовало развитию его последователями тенденции расценивать сообщения об инцесте и соблазнении в качестве фантазии. Собственная «теория соблазнения» Фрейда примыкает к проблеме, которая вновь обнаруживается при оценке сообщений жертв сексуального насилия: травма нарушает восприятие и создает почву для того, чтобы позже факты и фантазии смешивались.

Некоторые терапевты, занимающиеся «множественностью», с трудом прощают Фрейду и фрейдистам недооценку частоты и деструктивности сексуального абъюза у детей. Некоторые также жалуются на влияние мыслителей типа Кернберга, из-за которого они путают диссоциацию со сплиттингом и вследствие этого неправильно диагносцируют многих пациентов с диссоциативной личностью как пограничных или шизофренических — ошибка, которая может стоить диссоциативному пациенту нескольких лет неверно направленного лечения. Специалисты по диссоциации (C.A. Ross, 1989) прямо сожалеют о том, что множество отчаявшихся людей было неправильно понято и даже получило повторную травму через много лет в результате ненужных медицинских процедур (большие дозы транквилизаторов, электрошок и т. д.). Критики исследователей диссоциации считают, что если специально искать, то можно найти «множественность» у каждого (D. Ross, 1992). Причуды психопатологии известны, особенно при состояниях, родственных истерии, где внушаемость играет огромную роль*.

Я делаю столько комментариев, так как читатель, изучающий диссоциацию, обнаружит: хотя нарушение по типу множественной личности и другие диссоциативные состояния признаны настолько, что включены в последнее издание DSM, определенный полемизм все равно пронизывает работы как сторонников, так и критиков концепции диссоциации. В любой области следует ожидать сдвига парадигмы (Kuhn, 1970; Loewenstein & Ross, 1992). Я бы рекомендовала читателю, независимо от его теоретической ориентации, попытаться постигнуть феномен диссоциации, используя «чувственно близкий опыт» — проэмпатировать внутренним переживаниям человека, который чувствует и ведет себя так, как будто состоит из многих различающихся собственных «Я».

www.kievoncology.com

Диссоциативное расстройство личности — симптомы и лечение

Признаки проблем диссоциативной личности

Ощущение внутренней пустоты

Чувство, что иногда «я смотрю на себя со стороны»

Ощущение что «реальность не реальна», как «в тумане»

Сильный страх перед чем то ужасным, что должно случиться

Страх доверять другим людям, предчувствие угрозы насилия

Периодические, непонятные самому себе приступы гнева

Чувство эмоциональной спутанности

Непонимание своих реакций, действий

Чувство стыда, бессилия и слабости

Чувство хронической неуверенности и страха

Выпадение из памяти определенных событий

«Мне говорили о моем участии в событиях, которых я не помню»

Глубокая безнадежность сменяется ощущением равнодушия

Чувство одиночества и отстранения от других

Столкновение с травматическими ситуациями, в которых мы переживаем очень интенсивные и болезненные эмоции, такие как гнев или ужас, и ощущаем чувство беспомощности и бессилия, например, как люди, подвергавшиеся раннему детскому насилию со стороны родителей или пережившие катастрофу, приводит к возникновению специфического типа взаимодействия с собственными переживаниями — к диссоциации. Людей с такими признаками называют диссоциативной личностью.

Когда человек сталкивается с необходимостью выживания, часто он полностью диссоциирует свои эмоциональные переживания. При этом человек ощущает, что смотрит на то, что происходит с ним, как будто со стороны, потому что выдержать настолько интенсивные и болезненные переживания и оставаться самим собой невозможно. Этот феномен неразрывно связан с «множественной личностью», кода человек совершает какие-то действия, проявляет интенсивные чувства, но совершенно не помнит об этом, так что кажется, что это совершал какой-то другой человек. Эти моменты, порой связанные со «странным» для окружающих поведением и выражением чувств, могут полностью отсутствовать в памяти такого человека. «Я» человека, пережившего травму, как будто разделяется. Причины возникновения диссоциативной личности представлены выше в таблице.

Травма приводит к тому, что все переживания, чувства и воспоминания, связанные ней, с одной стороны, отсутствуют в психике, а с другой стороны, человек как будто все время «живет» в травматической ситуации. Человек с диссоциативной личностью постоянно (но совершенно неосознанно) переживает ужас перед повторением травматической ситуации, ее повторным разыгрыванием с другими людьми. У него нет понимания, что прошлое и настоящее отличаются, он как будто «застывает» в травматической ситуации, и это та цена, которую он платит за «психическое выживание» в невыносимой реальности детского насилия или катастрофы. У человека с диссоциативной личностью зачастую присутствует убежденность, что другие люди будут вести себя с ним как насильники или равнодушные и отстраненные наблюдатели, что постоянно приводит в ужас. Такой человек может быть убежден, что доверять окружающим невозможно, потому что они неизбежно повторят с ним то, что происходило в детстве. Таким образом оказывается, что с одной стороны, воспоминания о травме отсутствуют, а с другой – травма, как будто, все время повторяется для такого человека.

Отношение к себе человека, пережившего травму, зачастую наполнено ненавистью и самонападением. У диссоциативных личностей часто есть скрытое убеждение, что они сами несут ответственность за то насилие, которому подвергались и даже «заслуживали наказания», а также убеждение о том, что выражать гнев и неповиновение нельзя. Часто невыражаемая ярость диссоциируется в «другую» личность, в «не-Я», которая периодически может «овладевать» человеком, но о которой он впоследствии ничего не помнит. Иногда такой человек может слышать от окружающих, что тогда-то и там-то он вел себя очень странно, неадекватно и был совершенно не похож сам на себя. Часто это вызывает большой стыд, и поэтому человек с диссоциативной личностью крайне редко самостоятельно обращается к психотерапевту, порой осознавая, что с ним происходит что-то странное, но предпочитая скрывать это от окружающих.

Постепенное восстановление в памяти болезненных переживаний, а также осознание того, что человек постоянно живет в ужасе их повторения, принятие собственных чувств — гнева, беспомощности, обиды и горя приводит к тому, что отношения с другими людьми становятся гораздо более спокойными, а тревога, страх и диссоциативные переживания уменьшаются и не мешают вести нормальный, приносящий удовлетворение образ жизни. Поэтому нужно вовремя обратиться к нашим специалистам, которые помогут в лечении.

Основной внутренний конфликт

Осознание травмы/Отрицание травмы

Особенности представления о других

Другие являются насильниками, эксплуататорами, равнодушными наблюдателями. Или спасителями

Особенности представления о себе

Я маленький, слабый и уязвимый в отношении возможности повторения травмы

Основные эмоции

Основные защитные механизмы

Диссоциация, отрицание

psicoterapia.ru

Диссоциативное расстройство — лечение, симптомы, причины

Диссоциативное расстройство личности – это целый комплекс психических нарушений личности, который характеризуется трансформациями или расстройствами целого ряда процессов, проистекающих в психике субъектов, таких как чувство личностной идентичности, память, сознание, осознание беспрерывности собственной идентичности. Как правило, перечисленные процессы объединены в психике субъектов, однако когда наступает диссоциация, отдельные процессы изолируются от сознания и делаются в некоторой степени независимыми. Например, может теряться личностная идентичность и появляться новая, как при состоянии диссоциативной фуги или множественной личности, или отдельные воспоминания для сознания могут стать недоступными, как при психогенной амнезии.

Причины диссоциативного расстройства

Диссоциацией называют специфический механизм, при помощи которого разум дробит на составные части или разделяет определенные воспоминания, образы, мысли сознания. Такие раздвоенные подсознательные мыслеобразы не стираются, могут повторно самопроизвольно всплывать в сознании вследствие воздействия некоторых пусковых механизмов, которые именуют триггерами. В качестве таких триггеров могут служить предметы, события, обстоятельства окружающие индивида во время возникновения травматического события.

Данное состояние вызывается сочетанием нескольких причин, таких как способность к диссоциации, тяжелый стресс, демонстрация защитных механизмов в процессах онтогенетического развития и детском периоде вследствие недостатка заботы и участливости к малышу при травматическом переживании или дефиците защиты от последующего враждебного опыта. Ведь с чувством единой идентичности дети не рождаются. Идентичность формируется, основываясь на большом количестве источников и множестве переживаний. В критических условиях детское развитие наталкивается на препятствия, и некоторые части того, чему надлежало быть интегрированным в сравнительно единую идентичность, так и остаются сегрегированными.

Многочисленные исследования демонстрируют, что практически 98% взрослых с наличием в анамнезе диссоциативного расстройства идентичности говорят о случаях насилия в детском возрастном периоде. Такие случаи насилия могут быть подтверждены документально у 85 % взрослого населения и у 95 % лиц детского и подросткового возраста с нарушением множественной личности и прочими похожими формами диссоциативного расстройства. Такие данные исследований демонстрируют то, что в детском возрасте насилие является одной из главнейших причин диссоциативного расстройства. Однако у некоторых пациентов не наблюдалось в анамнезе случаев насилия, зато все они переживали раннюю потерю родного человека, серьезную болезнь или иные серьезные стрессовые события.

Процесс человеческого развития от личности требует способности успешно интегрировать разные формы комплексной информации. В ходе онтогенетического формирования индивид проходит целый ряд этапов развития, в каждом из таких этапов могут быть сотворены различные личности. Умение продуцировать множественные личности встречается или обнаруживается не у каждого малыша, претерпевшего в детстве насилие, тяжелую потерю или травму. Больные с диссоциативным нарушением обладают умением свободно входить в состояния транса. Такое умение в совокупности со способностью к диссоциации, выступает как фактор для развития нарушения. Наряду с этим большинство детей, которые имеют эти способности, также обладают адаптивными механизмами, которые соответствуют норме, но не находятся в обстоятельствах, провоцирующих диссоциацию.

Диссоциация – это серьезный и довольно продолжительный процесс с огромным спектром действия. Если у индивида наблюдается диссоциативное нарушение, это еще не означает, что у него симптом психического заболевания. Не ярко выраженная степень диссоциативного нарушения может наступать вследствие стрессовых факторов, у субъектов, которые продолжительное время проводят без сна, при перенесении незначительной аварии. Еще одним простым примером диссоциативного нарушения у индивидов служит периодическая всецелая увлеченность фильмом или книгой, которая ведет к тому, что окружающий мир просто перестает существовать, а время проходит незаметно.

Итак, диссоциативное расстройство личности часто плотно связано с воздействием стрессовых факторов, которые ведут к стрессовым состояниям у индивидов. А стрессовые состояния могут наступить после перенесения различных травм, вследствие жестокого обращения, внутренних личностных конфликтов, дефицита внимания и безмерного сочувствия в детском возрастном периоде, умения делить собственную память и идентичность от осознания.

Так как индивиды не рождаются с чувством личностного единства, то дети, испытывающие стресс, остаются разделенными. У пациентов с расстройством идентичности часто в детском периоде случалось жестокое или постоянное насилие, которое может быть как физического воздействия, так и полового характера. Поэтому у малышей, проживающих в неблагоприятных жизненных условиях, наблюдаются разобщение разнообразных чувств и эмоций. Такие дети развивают умения защищаться от тяжелых жизненных условий посредством ухода в собственный особый мир. Каждый этап формирования может образовывать новые личности.

Симптомы диссоциативного расстройства

Существует ряд симптомов, характерный для данного нарушения:

— изменяющаяся клиническая картина;

— временные искажения;

— интенсивные боли в области головы или другие телесные ощущения болезненного характера;

— меняющаяся степень активности индивида от интенсивной до полной бездеятельности;

— амнезия;

— провалы в памяти;

— дереализация;

— деперсонализация.

Деперсонализация заключается в ощущении нереальности, отстраненности от собственных телесных проявлений и психических процессов, чувстве отдаленности от самого себя. Пациенты с деперсонализацией наблюдают за собственным поведением со стороны, как будто смотрят фильм. Они ощущают себя посторонними наблюдателями за своей собственной жизнью. Также у пациентов могут наблюдаться транзиторные ощущения не принадлежности тела ему самому.

Дереализация выражается в восприятии знакомых индивидов и интерьера как незнакомых, нереальных или странных. Пациенты находят различные вещи, образцы почерка, предметы, которые они не могут опознать. Также нередко такие пациенты называют себя в третьем лице или во множественном числе.

У пациентов с диссоциацией наблюдаются переключения личностей, и барьеры между ними вследствие амнезии зачастую приводят к жизненному беспорядку. Личности могут взаимодействовать друг с другом, поэтому пациент нередко слышит внутренний разговор, ведущийся иными личностями, которые обсуждают самого пациента или адресуются к нему. Вследствие этого бывают случаи, когда пациенту ошибочно выставляется диагноз психоза из-за восприятия врачом внутреннего диалога пациента в качестве галлюцинаций. Хотя голоса, слышимые пациентом при диссоциации и напоминают галлюциноз, но существуют качественные отличия, которые отграничивают галлюцинации типичные для шизофрении или другие расстройства психики. Люди с диссоциацией считают голоса чем-то ненормальным или нереальным, в отличие от лиц, страдающих шизофренией, которые уверены, что слышат естественные голоса, которые не являются слуховыми галлюцинациями. Индивиды с диссоциацией могут иметь сложные беседы и слышать несколько бесед одновременно. При шизофрении такое наблюдается довольно редко. Также люди с диссоциацией могут иметь кратковременные моменты, при которых они видят беседы собственных идентичностей.

Часто у лиц с диссоциативным нарушением идентичности проявляются симптомы, аналогичные симптомам, наблюдающимся при тревожных расстройствах, шизофрении, посттравматическом стрессовом нарушении, расстройствах настроения, нарушениях пищевого поведения, эпилепсии. Достаточно часто могут встречаться в анамнезе больных и суицидальные попытки или планы, случаи самоповреждения. Многие из таких больных нередко злоупотребляют психоактивными препаратами.

В истории болезни пациентов с диссоциацией обычно наблюдается три и более нарушения психической деятельности с предшествующей устойчивостью к лечению.

Диагностика данного заболевания требует проведения специфического опроса в отношении диссоциативных феноменов. Нередко применяется длительное интервью (иногда и с использованием медикаментозных средств), гипноз. Пациенту рекомендуется между визитами к терапевту вести дневник. Психотерапевт может также совершить попытку непосредственного контакта с иными личностями пациента, предложив вещать части сознания, ответственной за действия, во время свершения которых у индивида развилась амнезия или имелась деперсонализация и дереализация.

Диссоциативное расстройство идентичности

Диссоциативное психическое расстройство личности еще называется множественной личностью. Иногда данное нарушение также именуют расщеплением личности. Психический феномен, который приводит к наличию у индивида как минимум двух разных личностей, или «эго» являет собой состояние множественной личности или органическое диссоциативное расстройство. При таком состоянии каждое альтер эго обладает персональными паттернами восприятия и индивидуальной системой взаимодействия со средой.

Для определения у субъекта диссоциативного расстройства идентичности необходимо наличие у него как минимум двух личностей, которые по очереди регулярно контролировали бы поступки, действия индивида, а также проблем с памятью, выходящих за границы нормальной забывчивости. Состояние, связанное с потерей памяти принято описывать как «переключение». Такие симптомы должны наблюдаться у индивида автономно, т.е. они не зависят от злоупотребления субъектом какими-либо веществами, препаратами (алкоголем, наркотическими средствами и т.п.) или медицинских показателей.

Хотя сегодня диссоциация считается доказуемым психиатрическим состоянием, имеющим связь с рядом разнообразных расстройств, относящихся к травматической ситуации в раннем детском возрасте и тревоге, состояние множественной личности как существующее в действительности психологическое и психиатрическое явление некоторое время выставлялось под сомнение.

В соответствии с классификацией заболеваний, диссоциативное расстройство рассматривается в качестве амнезии психогенного характера (другими словами амнезии, имеющей только психологические корни, а не медицинский характер). Вследствие такой амнезии индивид получает возможность вытеснения воспоминаний травматических ситуаций или какого-нибудь периода жизни. Такой феномен именуется расщеплением «я», или согласно иной терминологии, самости. Обладая множественными личностями, субъект может переживать свои альтернативные личности, характеризующиеся индивидуально различимыми чертами. Так, например, альтернативные личности бывают разной половой или возрастной принадлежности, могут иметь разное состояние здоровья, интеллектуальные способности, почерк др. Для терапии данного расстройства, главным образом, применяют долгосрочные методы терапии.

Как показывают различные исследования, индивидуумы с диссоциативными расстройствами довольно часто скрывают свою симптоматику. Обычно альтернативные личности возникают еще в раннем детском возрасте. Также у многих субъектов может наблюдаться коморбидность, другими словами у них наряду с диссоциатывным расстройством выражены еще и другие нарушения, например, тревожное расстройство.

Диссоциативные конверсионные расстройства

Данные нарушения ранее назывались конверсионной истерией. Расстройства, выражающиеся в выборочной или абсолютной потере осознанного контроля над движениями тела, с одной стороны, и контроля над ощущениями и памятью, с другой называются диссоциативными конверсионными расстройствами. Как правило, существует значительная степень осмысленного контроля над ощущениями и памятью, которые выбираются для прямого внимания, и над действиями, которые необходимо выполнить. Считается, что при нарушениях, связанных с диссоциацией, такой осмысленный и выборочный контроль довольно сильно нарушен. Поэтому он может изменяться каждый день и даже час. Уровень потери функции, которая находится под осознанным контролем, в большинстве случаев, трудно оценить. К диссоциативным расстройствам относят: диссоциативные двигательные расстройства, диссоциативную амнезию, ступор, анестезию, состояние фуги, одержимость и транс, диссоциативные конвульсии.

Понятие «конверсия» широко применяется для отдельных вариаций расстройств и имеет в виду неприятный аффект, который порождается проблемами и конфликтными ситуациями, которые индивидуум не в состоянии разрешить, и трансформируется в симптомы. Субъекты с диссоциативными нарушениями, как правило, отрицают проблемы и тяжести, которые для других являются очевидными. Любые проблемы и тягости, которые ими распознаются, они приписывают диссоциативным симптомам.

Для таких нарушений свойственна непосредственная связь по времени возникновения с травматическими событиями, непереносимыми событиями и неразрешимыми проблемными ситуациями или разрушенными взаимоотношениями. Вследствие чего наблюдается такая закономерность – во время войн, природных катастроф, пандемий и других конфликтов количество расстройств увеличивается.

Диссоциативные конверсионные нарушения более характерны для женской части населения в сравнении с мужской и для детей, находящих в пубертатном периоде.

На происхождении этих расстройств наложили отпечатки биологические факторы, психологические причины и социальные аспекты. К биологическим причинам относят воздействие наследственных факторов и конституциональные особенности индивидов. Также влияют перенесенные ранее заболевания. Более часто расстройства наблюдаются в кризисные периоды, климактерические периоды. Демонстративные черты перед началом заболевания, перенесенные ранее лишения, пережитые в детстве различные психические травмы, интимная дисгармония в браке, повышенная внушаемость относятся к психологическим причинам. К тому же, психология диссоциативных нарушений охватывает механизм относительной приятности и условной желательности симптоматики – индивидуум получает благодаря собственной болезни какой-нибудь выигрыш. Например, таким образом, симптоматика способствует удержанию объекта любви рядом с собой. К социальным аспектам относится диссоциированное воспитание, которое охватывает двойственные требования папы и мамы по отношению к ребенку, стремление индивидуума к рентной установке.

Диссоциативные расстройства личности, прежде всего, проявляются со стороны соматической и психической симптоматики, обусловленной неосознанными психологическими механизмами. Соматическая симптоматика при диссоциации часто схожа с проявлениями неврологических недугов. Симптомы со стороны психики легко принять за симптомы другого психического нарушения, например, диссоциативный ступор можно наблюдать при депрессивных состояниях и шизофрении.

Диссоциативные расстройства личности не обусловливаются соматическими заболеваниями, неврологическими недугами, влиянием психотропных веществ, не являются симптомом других нарушений психики. Главным условием правильного диагностирования диссоциативных расстройств является исключение соматического недуга и иного расстройства психики. Так, например, органическое диссоциативное расстройство следует дифференцировать с диссоциальными конверсионными нарушениями.

Лечение диссоциативных расстройств

Часто при острых диссоциативных расстройствах, для излечения оказывается достаточно всего лишь убеждения, внушения и успокаивания в соединении с незамедлительно предпринятыми попытками разрешить стрессовые обстоятельства, спровоцировавшие такую реакцию. Для заболеваний, длительность течения которых больше пары недель, требуется более серьезная и комплексно направленная терапия. Обычным в лечебной практике считается работа терапевта, целенаправленная на ликвидацию причин, провоцирующих усугубление симптоматики, и стимуляция нормальных поведенческих реакций. Пациенту необходимо объяснить, что расстройства функционирования, наблюдаемые у него (например, расстройство памяти) спровоцированы не соматической болезнью, а психологическими причинами.

Лечение затяжных диссоциативных нарушений заключается в комплексном использовании психотерапевтических методик и медикаментозном лечение. Для проведения методов психотерапии часто требуется врач, специализирующийся собственно на оказании помощи субъектам с диссоциативными нарушениями.

Некоторые терапевты назначают антидепрессанты или транквилизаторы для ликвидации симптомов чрезмерной активности, тревожности, депрессии, которые часто сопутствуют диссоциативным расстройствам. Но эти медикаментозные препараты следует предписывать с особой осторожностью вследствие того, что субъекты с такими нарушениями более подвержены привыканию и становятся зависимыми от лекарственных препаратов. Часто рекомендуется гипноз или наркогипноз в качестве одного из приемов терапии диссоциативных расстройств. Ведь гипноз имеет связь с диссоциативными процессами. Гипноз способствует избавлению от угнетающих мыслей или воспоминаний. Также он помогает в процессе так называемого закрытия альтернативных личностей. Диссоциативные двигательные расстройства предполагают использование психоанализа, поведенческой психотерапии, реже гипноз.

psihomed.com

Понедельник - суббота		8:00 - 20:00
Воскресенье		10:00 - 18:00